Почему на самом деле Стенька Разин утопил персидскую княжну?
Шипит под граммофонной иглой старинная пластинка (коллекционеры о таких помехах говорят: «с песочком»), пощёлкивает на царапинах (говорят: «постреливает»). И вот раздаётся могучий бас Шаляпина:
Из-за острова на стяжень,
На простор речной волны
Выплывают расписные
Острогрудые челны…
Шаляпин, настоящий волжанин, пел не «стрежень» (стремнина), а «стяжень» – так говорили во времена его молодости на Волге.
В 1908 году записала эту песню на пластинку в студии фирмы «Патэ» знаменитая исполнительница народных песен Надежда Плевицкая. Впоследствии многие прекрасные исполнители обращались к этой песне, не только в России, но и за рубежом. В Германии издавна бытовал вариант на немецком языке, а в 1942 году немецкие солдаты, выйдя к Волге под Сталинградом, запели: «Wolga, Wolga, Mutter Wolga…» Эпично, в сопровождении мощного хора, исполнял эту песню Шарль Азнавур. И все они – от Шаляпина до Юрия Гуляева – словно восхищались сомнительным подвигом буйного атамана.
И только в лиричном исполнении Анны Герман эта история предстаёт перед нами словно увиденная глазами несчастной жертвы – безымянной восточной княжны…
Именно это полулегендарное событие стало национальным мифом. Немногие исторические сюжеты сравнятся с ним по популярности. В России прибавят ещё, пожалуй, подвиг Ивана Сусанина. За границей скорее всего вспомнят литературный сюжет – убийство старухи-процентщицы Родионом Раскольниковым (топором! – это особенно потрясает воображение иностранца).
Да полно, не выдумки ли это? И что произошло на самом деле там, на Волге под Астраханью, триста сорок с лишним лет назад?
На тебе шубу, чтоб не было шуму
В августе 1669 года ладьи-струги атамана Стеньки Разина с войском в тысячу сабель возвращались из Персидского похода. Везли они на Дон добычу богатую: злато-серебро, ковры, шелка да парчу. И пленников, больше всего – жёнок-полонянок. Одних для выкупа, других – в услужение взять, а иных – и в жёны. На Дону женщин не хватало, там и венчались, бывало, без попов, в казачьем кругу.
Но путь из Каспийского моря в Волгу был перекрыт царскими стругами и большим войском князя Львова. Разин решил уходить, как пришёл – волжскими узкими протоками, прорываясь с боями через стрелецкие заслоны. Но тут пришла спасительная грамота от самого царя Алексея Михайловича.
Царь не хотел биться с непокорным атаманом, хотя сила была на стороне власти. Слава об удачливом казаке уже прокатилась по всему югу. Расправа над Стенькой оттолкнула бы от Москвы и без того не очень ей преданное казачество. Царь извещал, что готов простить разинцев, если они повинятся и будут впредь ему верно служить.
Прочие условия примирения изложил боярин и воевода астраханский, князь Прозоровский: всех казаков переписать поимённо; сдать все пушки, захваченные в русских землях, а также и струги; вернуть товары персидских купцов, ограбленных близ Астрахани, прежде всего коней-аргамаков – подарок шаха персидского царю московскому; освободить некоторых знатных пленников.
Начался торг. Разин был изворотлив; недаром его, ещё молодого казака, посылал войсковой атаман и к калмыкским, и к татарским мурзам, и в саму Москву со станицей (т.е. депутацией). И теперь он говорил Прозоровскому так: «Отродясь такого не бывало на Дону, чтобы вольных казаков переписывать. Это дело Божье, только у Бога все людишки сочтены. А товары, добытые саблею, уже раздуванены (дуван – раздел добычи), и обратно взять их у казаков не можно. Также и полон – за него нашими головами заплачено, иные наши братья сами в полон взяты».
Слова словами, но и заплачено и подарено было князьям-воеводам без счёту. Прозоровский был особенно жаден. Позарился даже на атаманову соболью шубу: Стенька и в августовскую жару приходил в ней на переговоры – для пущей важности. Жаль было шубы, но князь не отставал, и тогда атаман сбросил шубу с плеча на руки воеводе: «На тебе шубу, чтоб не было шуму».
Пока торговались в приказной избе, казаки распродавали награбленное на базаре. Драгоценности, ткани, изукрашенное оружие отдавали за бесценок. И тут же пропивали, угощая астраханцев: пей-гуляй! Потом с трудом снимали последнее: перстни с заскорузлых пальцев, скрюченных под охват весла и сабли…
И за борт её бросает!
В лагере разинцев под Астраханью шло веселье. Горожане ходили туда группами – поодиночке было боязно – смотреть, как гуляют казаки. Иные астраханцы думали: «Эх, мать честная! Так бы хоть недельку пожить!..»
Иногда Стенька Разин выходил «в народ» и всегда раздаривал деньги, швырял пригоршнями в толпу. Его благословляли, величали «батюшкой», как большого вельможу.
Время от времени он устраивал торжественные выезды, но не в возке, как царские вельможи, а на стругах. Его атаманский струг был ярко изукрашен и устлан персидскими коврами. Перед ним сидели его есаулы и старшина, одетые в бархатные кафтаны, опоясанные шёлковыми кушаками. А по правую руку Степан теперь усаживал красавицу-персиянку. Прежде он скрывал свою полонянку и тешился ею тайно. Но в эти дни атаман, как и другие казаки, много пил, делался упрям и заносчив. Кто посмеет ему перечить, если сам царь ему дружбу предлагает?
Вся Астрахань сбегалась посмотреть на эти красочные выезды. Одни махали шапками, другие кланялись Разину, как государю.
Наконец, Разин и Прозоровский сговорились: казаки оставят себе лишь несколько стругов и малое число пушек для обороны во время пути степью на Дон, но обязуются прислать их потом в Царицын. С остальными требованиями Разин согласился.
Атаман был доволен. Путь вверх по Волге был открыт, а там… Разин и не думал выполнять обещания. Ему не впервой было нарушать клятвы и договоры, даже креплённые крёстным целованием.
Напоследок струги вышли покрасоваться перед астраханцами. Были в толпе на берегу и иностранцы. Голландец, парусных дел мастер Ян Янсен Стрейс несколько раз пытался попасть в лагерь казаков, посмотреть на Разина. Но его не пускали, говорили, смеясь: «Степан Тимофеич нынче пьяны, приходи вдругорядь». Теперь Ян во все глаза следил за происходящим.
Гребцы запели, ударили вёсла по воде, атаманский струг выруливал на стрежень.
У нас-то было, братцы, на тихом Дону,
Породился удал добрый молодец,
По имени Стенька Разин Тимофеевич.
В казацкий круг Степанушка не хаживал,
Ходил-гулял Степанушка во царёв кабак…
Атаману поднесли чашу вина, он высоко поднял её, показывая людям на берегу, что пьёт за их здоровье.
«Любо! Любо!» – закричали в ответ.
Однако скоро певцы умолкли: запыхались грести против течения. Стали слышны громкие голоса на струге. Есаулы что-то горячо говорили Разину, указывая на персиянку. Она сжалась в комок. Атаман вскочил, покачнулся на пьяных ногах, рыкнул в ответ, схватившись за саблю. Есаулы не унимались. Разин посмотрел на берег, словно ища поддержки. Все замерли. Вёсла повисли над водой. Казалось, сама Волга замедлила свой бег, и струг застыл на месте.
Разин вдруг сгрёб персиянку, как медведь, и бросил в воду. Она вскрикнула пронзительно: «Алла!»
«А-ах!» – отозвалось на берегу.
Тяжёлая одежда персиянки распласталась по воде, быстро намокла и мигом утянула её в пучину.
Атаман рухнул на лавку и махнул рукой. Гребцы поняли это как сигнал, ударили вёслами по воде, струг поплыл дальше.
Астраханцы на берегу толковали так и сяк. Одни осуждали: «Жаль княжну, хоть и нехристь, а всё ж живая душа».
«Упился атаман, совсем разум помутился», – замечали другие.
Бабы шептались: «Говорят, дитё у них народилось. Стенька его кому-то на воспитание оставил, тайно, чтоб враги не сыскали».
Мужики смеялись: «Да когда ж они успели дитё сотворить?»
«Дык он её давно полонил, за собой повсюду таскал, – стояли на своём бабы. – А ещё говорят, молодой есаул к ней подкатывался, вот атаман и приревновал…»
Но большинство хвалило удалого атамана: «Он казацкого братства ради ничего не пожалеет, буйну голову отдаст!»
А старики судили по-своему: «Это он Волгу отблагодарил, вон сколько богатства она ему принесла…»
Струги Разина развернулись и пошли обратно, по течению, к казацкому лагерю. Гребцы сушили весла и пели:
Поедем мы, братцы, на синее море гулять,
Разобьём, братцы, бусурманские корабли –
Возьмём мы казны сколько надобно!..
Атаман сидел на скамье, устланной персидским ковром, красиво избоченясь. Он уже позабыл об утопленнице. В голове прояснилось, он думал о новом походе, который потрясёт всю Россию.
За зипунами
Степан Тимофеевич Разин родился около 1630 года в станице Зимовейская (позднее там же родился Емельян Пугачев). С юности Стенька был смелым и находчивым казаком; в тридцать лет он уже выборный атаман в походах донцов против Крымского ханства и Османской империи.
В то же время Стенька всегда отличался гордым, непокорным нравом, не терпел над собой начальства. Особенно озлился после казни старшего брата Ивана. Дело было так: в 1665 году полк донских казаков в составе русского войска сражался под Киевом против поляков. Наступила осень. Холод, голод и распутица донимали казаков. Они просили воеводу князя Долгорукова отпустить их до весны по домам. Воевода отказал. Тогда казаки самовольно ушли на Дон, а заводилами были как раз Ивашка и Стенька Разины. Стрельцы перехватили смутьянов уже в донских землях и привезли обратно. Ивана повесили на глазах у брата…
Через два года Стенька Разин пришёл к войсковому атаману Корниле Яковлеву, своему крёстному. Стал проситься в поход «за зипунами»: пообносились, мол, совсем казаки.
«За зипунами» – так издавна назывались набеги казаков на Крым, Турцию и персидские владения. Москва одобряла набеги на крымские улусы и турецкие города, тем более что казаки освобождали из рабства и плена русских и малороссов. Но с персидским шахом Аббасом у царя был мир. Поэтому войсковой атаман строго-настрого запретил крестнику мутить казаков и идти в Персию.
Но удержать Степана никто не мог. Разве что силой, а это не годилось: многие казаки уважали Разина, особенно любили его в верховых городках и станицах. Там оседали вновь прибывшие и беглые люди. В низовья Дона их не пускали давно обосновавшиеся там казаки. Со временем донцы словно надвое раскололись: низовые верно служили царю и получали жалованье, а верховых, «голутвенных» (то есть голых), легко было подбить на любое беззаконие.
Пока поднимался Разин в струге вверх по Дону, войско его прирастало и казаками, и беглыми, и ярыжками кабацкими: все хотели казаковать под рукою молодого атамана. Уже на Дону разинцы пощипали купцов, целовальников и своих же – зажиточных казаков. (Это только в фантазиях недобросовестных историков и наивных писателей Разин был русским Робин Гудом: грабил, мол, богатых, бедных не трогал и часто одаривал. Верно, что не трогал бедных, так это оттого, что с них взять было нечего. Но если даже и бедный, а служивый человек – стрелец, приказный или торговый, – то, бывало, и плетью, и калёным железом, и саблей жаловал.)
В излучине Дона, где он ближе всего подступает к Волге, разинцы вытащили струги на берег и поставили на катки, двинулись волоком. Когда Разин объявился на Волге близ Царицына, под его началом было уже около двух тысяч сабель. Местные воеводы посылали отряды стрельцов, но разинцы легко отбивались.
Троянский конь у яицких ворот
На Волге начался пиратский поход Стеньки Разина. Да, его речной и морской разбой не отличался, а в чём-то и превосходил подвиги такого знаменитого пиратского капитана, как Генри Морган. Ведь пираты тоже не только сражались в море и брали суда на абордаж. Они штурмовали порты и захватывали города, высаживали десанты на берег и устраивали засады на торговых путях.
Разин начал с того, что разграбил большой караван русских торговых судов, следовавших в Астрахань. Кроме купеческих стругов, в караване шло судно патриарха московского (церковь и тогда вела торговлю) и струг самого государя. Стрельцы сдались без боя, струги вошли в состав флотилии атамана пиратов. Торговых людей разинцы перебили, некоторых пытали калёным железом. Досталось даже попам. Были освобождены колодники, которых везли в ссылку; они и несколько десятков гребцов присоединились к атаманову войску.
Попытался Разин взять приступом города Царицын и Чёрный Яр – не вышло, там уже подготовились к обороне. И Стенька пошёл вниз по Волге, минуя Астрахань, по протокам к Каспийскому морю. Из Каспия он вошёл в Яик (река Урал), поднялся до Яицкого городка – столицы яицкого казачества. Разин взял город хитростью, а вернее – коварством. Атаман с несколькими казаками попросил впустить их в город богу помолиться. Их впустили. Стенька со своими казаками выхватили спрятанные кинжалы, перебили охрану и удерживали распахнутые ворота до подхода основных сил. В это же время «пятая колонна» в городе, те же голутвенные, напирали на стрельцов с тыла. Уже после взятия города разинцы порубили сто семьдесят стрельцов. Воеводе Яцыну отрубили голову.
Некоторое время Стенька Разин сидел царьком в Яицком городке. Его войско умножилось. Отсюда атаман совершал набеги на купцов и промышленников в дельте Волги и на калмыцкие улусы.
Но вот разведчики донесли атаману, что калмыки объединились против Разина, да и царское войско следует ждать вскорости. Весной 1668 года струги Степана Разина снова вышли в Каспийское море и двинулись на юг, к шахским владениям.
Шаха – матом
Большие города – Дербент, Шемаху и Баку – разинцы обошли стороной, но маленькие города разграбили.
На пути пиратской флотилии показался крупный город Решт. Он выглядел таким сонным и смирным, что казаки безбоязненно сошли на берег и устремились к воротам. Но правитель города Будар-хан уже знал о набегах казаков и подготовился к обороне. Большое войско персов окружило разинцев, отрезав их от берега.
Надо отдать должное изворотливости Стеньки Разина – он тотчас вступил в переговоры и стал убеждать наместника, что он с войском готов служить шаху. Разин рассудил так: сейчас главное выиграть время, сберечь людей и оружие, а там видно будет. А может шах и впрямь возьмёт их на службу и выделит им землю для поселения – будет у Разина свой, персидский Дон, а он там сядет войсковым атаманом.
Будар-хан не мог решить такой вопрос самостоятельно. Поэтому разрешил Разину отправить своё посольство к шаху. Он позволил также казакам небольшими группами входить в город, чтобы торговать на базаре, при условии, что они сдадут свои струги и пушки. На том и порешили.
А в это время царь Алексей Михайлович, встревоженный сообщениями своих воевод, отправил срочное посольство к шаху Аббасу. Он сообщал, что разбойники вышли в Каспийское море и могут угрожать владениям шаха. «А вам бы, брату нашему Аббас шахову величеству, своей персидцкой области околь моря Хвалынского (Каспийского) велеть остереганье учинить, и таким воровским людям пристани бы никто не давал и с ними не дружился, а побивали бы их везде и смертью уморяли без пощады», – рекомендовал царь.
Но это послание было ещё в пути. А пока разинцы всё чаще заходили в Решт и вели себя всё более буйно. Горожане то и дело жаловались на бесчинства казаков. Как-то раз Стенька с казаками высмотрели винный подвал, ворвались туда, избили стражников и стали пьянствовать. К ним потянулись казаки со всего города.
По закону казачьему, пьянство в походе наказывалось очень строго, за это «сажали в воду»: зашивали в рогожный куль и топили либо завязывали рубаху над головой осуждённого, набивали её песком или камнями – и на дно. Однако в разинском войске этот закон действовал только на стругах, а на берегу, особенно после лёгкой победы, напиться – святое дело.
Перепились казаки, стали задирать горожан, ругали их матерно. Те не стерпели, вышли кто с дубьём, кто с саблей, явились персидские воины при оружии и завязалась настоящая битва. С большим трудом вырвались казаки из города, отбили у стражи собственные струги и отвалили от берега. Четыреста разинцев полегли на узких улочках Решта, некоторых товарищей атаман просто бросил на том берегу, в чужой стороне.
А в это время посольство Разина к шаху было принято милостиво и ожидало высочайшего решения. Но тут пришли вести от русского царя. Шах понял, что Разин его обманывает. Старшего посланца разинского бросили псам на растерзанье, остальных заковали в цепи и посадили в темницу.
Да, многих русских вызволил атаман из плена, ещё больше обрёк на рабство. Но не в его правилах было горевать и каяться. Он всегда делом доказывал свою правоту. Вскоре он хитростью взял городок Фарабад: попросился у властей поторговать на базаре, казаки просочились в город и по сигналу начали резню. Фарабад был разграблен и сожжён. Вслед за ним пал соседний город Астрабад. Затем разинские струги перешли к юго-восточному, туркменскому берегу. И там запылали посёлки и кочевья, а жители лишились скота и пропитания.
Больше двух лет продолжался пиратский поход Стеньки Разина. В июле 1669 года он обосновался на острове близ Баку. Там его попытался захватить шахский флот из пятидесяти больших лодок-сандалов под командованием Менеды-хана. Но и в этом сугубо морском сражении атаман перехитрил персов. Несколько разинских стругов пустились наутёк, заманивая преследователей в ловушку. Персы даже соединили свои сандалы цепями, чтобы охватить казачьи струги. И тут из укрытия вылетели остальные струги Разина. Грянули пушки, тонущие персидские суда увлекали за собой другие. Менеды-хан сумел уйти всего с тремя сандалами, но его сын Шабалда был пленён.
В богатстве и славе возвращался Стенька Разин на Волгу. С поредевшим войском, зато струги едва не черпали бортами воду – так были они нагружены добычей и пленными. Где захватил атаман свою полонянку? Была она ханская дочь или купеческая? Персиянка или, может быть, туркменка? Этого никто уж не узнает. Народная молва окрестила её персидской княжной, пусть ею и остаётся…
Круги по воде
Откуда всё-таки пришло первое известие о гибели княжны? Очевидец этих событий, голландец Ян Янсен Стрейс в своей книге «Три путешествия», изданной семь лет спустя, рассказал: «…Разин пребывал на судне с тем, чтобы повеселиться, пил, бражничал и неистовствовал со своими старшинами. При нём была персидская княжна… Придя в неистовство и запьянев, он совершил следующую необдуманную жестокость и, обратившись к Волге, сказал: «Ты прекрасна, река, от тебя получил я так много золота, серебра и драгоценностей, ты – отец и мать моей чести, славы, и тьфу на меня за то, что я до сих пор не принёс ничего в жертву тебе. Ну, хорошо, я не хочу быть более неблагодарным!» Вслед за тем схватил он несчастную княжну одной рукой за шею, другой за ноги и бросил в реку. На ней были одежды, затканные золотом и серебром, и она была убрана жемчугом, алмазами и другими драгоценными камнями, как королева. Она была весьма красивой и приветливой девушкой, нравилась ему и во всём пришлась ему по нраву. Она тоже полюбила его из страха перед его жестокостью и чтобы забыть своё горе, а всё-таки должна была погибнуть таким ужасным и неслыханным образом от этого бешеного зверя».
Нет оснований не доверять этому свидетельству, тем более что его в целом подтверждает другой иностранец, Людвиг Фабрициус. Правда, вызывает сомнение монолог Разина: вряд ли на берегу слышали, что говорил Разин на середине реки.
Появление Разина и разинцев в Астрахани в августе 1669 года и в особенности его расправа над княжной произвели такое сильное впечатление, что, казалось, явись сюда сам царь-государь, он не так поразил бы горожан роскошью, силой, милостью и жестокостью одновременно. Отсюда, как круги по воде после утопления княжны, разнеслась слава о Стеньке Разине – великом и ужасном. Песни и легенды о нём слагались на протяжении двух столетий.
Рассказывали, что был у него ковер-самолёт, добытый в Персии, и на этом ковре-самолёте он мог улететь куда угодно.
Передавали, будто поймали его однажды царёвы люди, посадили в темницу, а он нарисовал углем на стене реку и лодку, и появились настоящие река и лодка – вскочил он в ту лодку и уплыл.
В другой раз посадили его в железную клетку, он спросил воды напиться. Подали ему ковш с водой. Он окатился той водою – и очутился в Волге-матушке.
Ну, а преданиям о кладах Стеньки Разина несть числа, они и теперь тревожат воображение наивных кладоискателей. Легенда об утёсе Стеньки Разина – это целый куст фантастических историй: будто бы здесь не только зарыт клад, но и обитает призрак самого атамана; здесь же, в тайной пещере, была гробница Марины Мнишек, неизвестно каким образом «породнившейся» со Стенькой Разиным.
В XIX веке к образу Стеньки Разина обратились профессиональные литераторы, и первым был, конечно, Пушкин. Во время ссылки в Михайловском он слышал и записывал много народных песен, в том числе о Стеньке Разине и его мифическом сыне. Пушкин считал Разина «единственным поэтическим лицом в русской истории». Три его стихотворения цикла «Песни о Степане Разине» основаны не на исторических сведениях, а навеяны фольклорным образом лихого атамана. Поэтому Пушкин избрал форму и стилистику народной исторической песни.
Как по Волге-реке, по широкой
Выплывала востроносая лодка.
Как на лодке гребцы удалые,
Казаки, ребята молодые.
На корме сидит сам хозяин,
Сам хозяин, грозен Стенька Разин.
Перед ним красная девица,
Полоненная персидская царевна.
Не глядит Стенька на царевну,
А глядит на матушку на Волгу.
Согласно пушкинской трактовке сюжета, утопление княжны (персидской царевны) было актом жертвоприношения Волге за дарованные ему богатство и славу.
«Песни о Степане Разине» не были напечатаны при жизни поэта. Николай I, к которому Пушкин обратился за разрешением, передал вежливый, но отказ: «…при всём поэтическом своем достоинстве, по содержанию своему не приличны к напечатанию. Сверх того, церковь проклинает Разина, равно как и Пугачёва».
Любовь и ненависть
Но автором национального мифа стал Дмитрий Николаевич Садовников, педагог, фольклорист, этнограф и поэт. Он родился и учился в Симбирске, там же преподавал потом в гимназии. Родная Волга, фольклор волжан интересовали его как исследователя. В 1870-х – начале 1880-х годов Садовников опубликовал несколько книг песен, легенд, преданий и загадок, собранных в Поволжье. Народные песни и легенды о Стеньке Разине вдохновили его на сочинение собственных стихотворений об этом герое. Самым удачным оказалось «Из-за острова на стрежень», изображающее драматическую сцену гибели княжны. Оно было напечатано в «Волжском вестнике» в 1883 году под названием «Жертва Волге». Садовников, как и Пушкин, следовал народным традициям, но его стилистика напоминает не историческую песню, а, скорее, популярную в те годы балладу, с чётким ритмом и крепкими рифмами. Поэтому в народе запели именно «Из-за острова на стрежень», конечно, сократив и слегка изменив авторский текст. Вот две строфы, которые редко исполняют в застолье да и со сцены.
Гневно кровью налилися
Атамановы глаза,
Брови черные нависли,
Собирается гроза…
«…Чтобы не было зазорно
Перед вольными людьми,
Перед вольною рекою, –
На, кормилица… возьми!»
В последней строфе автор даёт своё объяснение дикому поступку Разина: «чтобы не было зазорно», то есть стыдно миловаться с полюбовницей на глазах у всех. Эту версию Садовников позаимствовал у знаменитого историка Н.И.Костомарова, она изложена в монографии «Бунт Стеньки Разина», принёсшей молодому профессору всероссийскую славу. К слову, Костомаров первым дал оценку демократическую, если не сказать – революционную, личности великого разбойника и бунтовщика. Так вот, по поводу несчастной любовницы атамана Костомаров писал: «…злодейский поступок с княжной не был только бесполезным порывом пьяной головы… Увлекшись сам на время красотою пленницы, атаман, разумеется, должен был возбудить споры и негодования тех, которым не позволял того, что позволил себе, и, быть может, чтобы показать другим, как мало он может привязаться к женщине, пожертвовал бедной персиянкою своему влиянию на казацкую братию».
Версию историка косвенно поддерживает упоминание о том, что Стенька Разин однажды приказал «посадить в воду» казака, совершившего насилие над женщиной, чужой женой. Возможно, эту казнь ему и припомнили есаулы: что ж ты, атаман, казаков за блуд казнишь смертью лютою, а сам прилюдно распутничаешь?.. В этом случае атаман мог оправдаться и очиститься в глазах товарищей только таким, жестоким, но эффектным поступком.
Отношение казаков-разбойников к пленницам – запутанный вопрос. Одни учёные утверждают, что казаки в походах вели себя по-рыцарски, другие уверяют, что насиловали всех подряд. По одной из версий, пленница должна была принадлежать всем или оставаться нетронутой.
Скорее всего, у казаков это было заведено так же, как у большинства пиратов во всем мире: на борту ни-ни, на берегу – пожалуйста, но только с согласия пленницы. Понятно, на деле согласия могло и не быть, и что творилось в прибрежных камышах, неизвестно. В те жестокие времена кровь была как вода, что ж тут говорить о женских слезах.
А между тем у Разина на Дону была жена Алёна и пасынок. И это всё, что известно о прежней личной жизни атамана. Значит, он женился на вдове с ребёнком. Дело обычное, тем более, если вдова зажиточная, а выбирали молодому парню невесту расчётливые родители. Но собственных детей Степан и Алёна, выходит, не нажили. У жены был сын, значит, она не бесплодна. Следовательно, дело в муже: не мог он стать отцом или не хотел, то есть не любил?
Если не любил, то, может быть, с молодой персиянкой у него не просто «шумел камыш», а, действительно, взыграло ретивое? Тогда вся сцена на струге приобретает ещё более драматический смысл. Тогда выходит, что Степан под давлением ближайшего окружения утопил любимую. И жертвами становятся они оба.
Где страсть, там и ревность. Мотив ревности в этой истории усмотрели только кинематографисты. Первый русский игровой кинофильм (фильма, как тогда говорили) назывался «Понизовая вольница (Стенька Разин)». В центре киноповествования как раз была любовная интрига. Есаулы, недовольные пьянством атамана и его привязанностью к пленнице, пытаются вразумить Стеньку и разлучить с княжной. Они подбрасывают ему подмётное письмо, якобы адресованное княжне каким-то принцем Хасаном. В припадке ревности Разин расправляется с княжной всем известным способом.
Василий Шукшин в киносценарии, а затем в романе «Я пришёл дать вам волю» представил эту коллизию так: молодой есаул полюбил персиянку и втайне от Разина домогался её любви. Стенька застал охальника обнимающим его наложницу. Есаул бежал, опасаясь мести атамана. Другие есаулы и старшины сочувствовали беглецу. Они упрекали атамана, говорили, что персиянка сеет раздор меж казаков.
А финал такой же, как в рассказе Стрейса, как в стихах Пушкина и Садовникова:
Мощным взмахом поднимает
Полонённую княжну
И, не глядя, прочь кидает
В набежавшую волну…
***
…Минули десять дней, которые потрясли Астрахань. Струги Разина уплывали вверх по Волге.
Разин пришёл в Астрахань удачливым разбойным атаманом, а уходил вождем российского охвата. Он уверился, или убедил сам себя, что царь считается с ним, что князья-воеводы его боятся.
Он знал теперь, что сможет поднять казаков и голутвенных по всей стране. Не две, а двести тысяч! Кормить-поить их не надо, они будут сыты добычей, взятой саблею в поместьях и городах. Они будут воевать и богатеть одновременно. Он, Степан Разин, установит повсюду казацкое правление. А сам станет первым Атаманом Всея Руси!
Он поведёт своё войско на Москву не «за зипунами» – за шапкой Мономаха… Не по Стеньке оказалась шапка.
Сергей Макеев: www.sergey-makeev.ru, post@sergey-makeev.ru.
