Имя этого сподвижника Петра Великого знают все москвичи, ведь в столице есть целый район Лефортово, а также — Лефортовский парк, Лефортовская набережная, Лефортовский мост, Лефортовский переулок, Лефортовский вал, Лефортовский рынок, Лефортовская тюрьма… Улица, названная в его честь, и памятник ему имеются в Женеве, бульвар — в Калининграде. Но если спросить первого встречного, что же совершил сей знаменитый деятель, то, скорее всего, собеседник пожмет плечами. Тут даже напрашивается старая шутка: «Имя твое бессмертно, подвиг твой неизвестен».
Он родился в Женеве (которая тогда еще не была частью Швейцарии), в купеческой семье, и фамилия предков изначально писалась Лиффорти. Для солидности ее подправили на французский (и дворянский) манер — Ле Форт. Франц являлся младшим сыном, а потому наследство ему, в общем-то, не полагалось. До 14 лет учился в женевском коллегиуме, потом его отправили в Марсель, учеником в лавку отцовского знакомого, дабы юнец сам себе прокладывал путь в торговле, начиная с низших ступенек. Он был весьма энергичным, бойким, а по натуре — авантюристом. Копаться в лотках с товарами, копить на жизнь по мелочи ему не шибко нравилось. Молодой человек жаждал приключений, удачи, блестящей карьеры. Сбежав от хозяина, поступил в марсельский гарнизон кадетом — осваивать офицерскую профессию. Это казалось интереснее — оружие, караулы, лихие кутежи.
Вскоре Франц осознал, что и здесь, в условиях повседневной рутины гарнизонной службы, ему ничего не светило. Изучить военное дело во Франции было мало, офицерский патент покупался за большие деньги. Через несколько месяцев Лефорт снова очутился в Женеве, где в то время гостил младший сын герцога Курляндии Карл-Яков. Герцогство было маленькое, бедное, и принц тоже искал, где бы получше пристроиться. Тут-то и проявилось особенное качество Франца. Этот обаятельный, веселый парень любил выпить (а в Западной Европе в те времена пили куда больше, нежели в России), быстро становился душой любой компании и для Карла-Якова с ходу стал лучшим другом. Вместе они строили планы, прикидывали, куда податься. Выбрали Голландию, где шла война с французами и англичанами и уже служил вовсю старший брат принца.
Отец молодого Лефорта возражал, но тот ослушался и в 1674 году укатил с другом-курляндцем в Нидерланды.
Герцог Фридрих-Казимир (тот самый брат) определил их в свое подчинение. Лефорт был с ним при взятии крепости Граве, состоял в его свите, выполнял отдельные поручения. Узнав вскоре о смерти отца, раскаивался, хотел вернуться домой, однако поехал не в Женеву, а в Нимвеген — в этом городе должны были подписывать мир, предстояли торжества. Познакомился там с полковником Яковом ван Фростеном, занимавшимся вербовкой на службу в Россию. Снова сказалось обаяние Франца, который настолько понравился офицеру, что тот записал его — без всякого военного опыта и образования — в чине капитана.
До Москвы добирались через Архангельск. В марте 1676-го навербованных иностранцев принял царь Федор Алексеевич. На юге шла война с турецким ставленником Петром Дорошенко, назревало столкновение с Османской империей. Офицеры были очень нужны, однако в России, в Иноземном приказе, военных специалистов строго экзаменовали. Похоже, ван Фростен привез с собой немало таких, как Лефорт, — первых попавшихся под руку. Всем им объявили, что для службы они не пригодны и могут возвращаться по домам.
Что молодому авантюристу из далекой Женевы оставалось делать? Он познакомился с итальянским купцом Франческо Гуаскони, понравился ему, и тот стал для него другом и покровителем, свел с полковниками Павлом Менезиусом и Патриком Гордоном, им Франц также пришелся по душе. Лефорт поселился в Немецкой слободе. Датский резидент (посол) Магнус Гиое проникся к нему такой симпатией, что взял его к себе секретарем, впоследствии даже хотел забрать с собой в Данию, но женевец уже пускал корни в России.
В 1677-м заполыхала война с турками, их армию разбили в боях под Чигирином. Друзья-полковники подсказали Францу Лефорту: сейчас, дескать, — самое время. Замолвили за него словечко перед властями, и в 1678-м он подал челобитную, после чего был определен на службу. Правда, к главным баталиям опоздал: османские полчища разгромили у Чигирина вторично. При этом доходили сведения, что в следующем году турки планируют третий поход на Киев. Воеводой там был князь Василий Голицын, а комендантом — друг Лефорта Гордон. Попавший под его начало Франц стал командиром роты.
Султан не решился еще раз посылать армию, однако на Киевщину то и дело налетали крымские татары, а Немиров и Канев захватил напавший со своими бандами турецкий подручный Юрий Хмельницкий. Лефорт участвовал в стычках и погонях, трижды чуть не попал в плен, что говорит о его горячности и неопытности. Наконец, в 1681 году был подписан выгодный для России Бахчисарайский мир. Женевец отпросился в отпуск на родину: хотелось похвастаться, каким блестящим боевым офицером он стал. Когда же вернулся в Россию, многое изменилось. Умер Федор Алексеевич, по Москве прокатился стрелецкий бунт, и на троне сидели два царя — больной Иван и несовершеннолетний Петр.
Страной правила их сестра Софья, чьим фаворитом и главным царедворцем стал бывший начальник Лефорта Василий Голицын. Для последнего обаятельный капитан еще в Киеве стал лучшим другом, и теперь влиятельный сановник осыпал того милостями: летом 1683 года, по случаю именин Петра, его произвели в майоры; через пару месяцев, в честь именин Ивана, — в подполковники. Протеже Василия Васильевича стал авторитетной фигурой в Немецкой слободе. На всех пирушках, куда его приглашали или которые он устраивал сам, умел закручивать вокруг себя шумное веселье, точно массовик-затейник.
В 1687 году Голицын повел русскую армию на Крым. Лефорт командовал батальоном, но постоянно находился при главнокомандующем: закатывали пиры, вели умные беседы. До крымских земель не дошли, от жары, болезней, дезертирства потеряли 24 тыс. человек. Софья, тем не менее, своего фаворита наградила, а он тоже не забыл любимцев. Лефорта произвели в полковники, щедро осыпали деньгами.
В 1689-м поход на Крым повторили, но все обернулось еще хуже: тяжелые бои, зной, болезни. В результате от Перекопа повернули назад, потеряв 20 тыс. человек убитыми, умершими от ран и болезней, 15 тыс. пропавшими без вести. Эта неудача обострила противостояние Софьи и подросшего к тому времени Петра. Правительница решила еще раз взбунтовать стрельцов, а под шумок избавиться от брата. Но того предупредили, и он укрылся в Троице-Сергиевом монастыре, а затем разослал приказ войскам: идти под его начало. С аналогичным воззванием выступила и его находившаяся у власти сестрица, но после катастрофических крымских походов армия сделала выбор: полки двинулись к Петру Алексеевичу.
В такой ситуации два друга, Гордон и Лефорт, сориентировались верно, поняли, на чьей стороне сила, первыми из иностранцев привели своих солдат к юному царю. Петр это оценил, радушно их принял, удостоил беседы. Будучи чрезвычайно любознательным, он с детства мечтал о море, тянулся к военному делу. Среди его учителей были иноземцы, например, геометрию, фортификацию и артиллерию преподавал поручик Франц Тиммерман, много рассказывавший о Европе. Полноценного образования Петр Алексеевич не получил, а его свобода действий на первых порах была ограничена: за ним стояла патриотическая партия во главе с матерью и патриархом Иоакимом, запрещавшим дружбу с иностранцами. Теперь — со смертью иерарха в марте 1690-го — царь становился вполне самостоятельным. Он стал открыто навещать Немецкую слободу. Сперва заехал в гости к Гордону, потом — к Лефорту. И снова обаяние женевца сказалось в полной мере, государь стал бывать у него регулярно. Его пирушки как раз и приохотили молодого венценосца к европейскому (кто-то скажет «порочному» и будет прав) образу жизни.
Петр I душой отдыхал здесь от казенных церемоний, дворцового этикета. Когда царица Евдокия была на сносях, женевец свел ее взбалмошного супруга с Анной Монс. По случаю рождения наследника Алексея царь пожаловал Лефорта в генерал-майоры, назначил командиром 1-го Московского выборного полка (гвардейского, сформированного из лучших солдат еще в 1642-м государем Михаилом Федоровичем).
Для собраний и застолий с танцами дом нового царского «учителя» стал слишком тесен, и самодержец дал денег на более просторный. Начали возводить дворец с парком и прудами. А район Лефортово действительно благоустраивал тот, в честь кого он был впоследствии назван. Генерал-майор серьезно занялся своим полком. Солдаты жили в частных домах по всей Москве, а он попросил у царя землю и средства на то, чтобы оборудовать жилища на 500 служивых, плац для построений и учений. Петр выделил участок на Яузе, напротив прежнего дома Лефорта, и в 1692 году здесь была основана знаменитая ныне слобода.
Теперь его звали на наш манер, по имени-отчеству. Франц Яковлевич помогал будущему императору набирать иностранных специалистов, списался с братом в Женеве, попросил, чтобы тот подыскал хороших инженеров, медиков, а также мастеров по праздничным фейерверкам. Женевский сенат, пораженный столь стремительным возвышением соотечественника, направил письмо русским царям-братьям. В ответном послании Петр расхвалил Лефорта, а в 1693 году произвел его в полные генералы.
Очевидцы писали, что друг государя мог стать богатейшим человеком России, но мешала этому-де его широкая натура. Огромные деньги транжирились так же легко и быстро, как и текли к нему.
Лефорт и молодой государь были неразлучны, вместе строили «потешную» флотилию на Плещеевом озере, лично участвовали в разыгранной баталии. Франц Яковлевич сопровождал Петра в поездках в Архангельск, выходил с ним в море. В 1694-м состоялись Кожуховские военные маневры, на которых царев соратник серьезно пострадал: ему в плечо угодил горшок с порохом, в результате чего он получил ожоги шеи и лица.
Учения служили подготовкой к настоящей войне. В 1695-м царь вознамерился брать Азов и вместо единого командующего назначил «консилию» из Лефорта, Гордона и Головина. Петров любимец сумел выполнить определенную ему задачу: построил на фланге укрепление с пушками, чтобы турки по Дону не провели в город подкрепления. В боях показал себя храбрецом, захватил неприятельское знамя. Однако осада велась бестолково, штурмы перемежались с буйными пиршествами. Азов не взяли. Осенью ударили холода, пришлось отступать по снегу и непролазной грязи. Русские понесли большие потери. Лефорт сумел вывести свои части в относительном порядке, сохранил все пушки и знамена, из 11 400 его подчиненных уцелели 8000. Но сам он, упав с лошади, сильно ушибся о камень, из-за чего возникло нагноение, образовалась опухоль.
Петр извлек уроки из этого фиаско, повелел строить флот. Командовать им назначил Лефорта, ставшего, таким образом, первым русским адмиралом, при том, что никогда в жизни моряком не был и морское дело изучал только на Плещеевом озере да в Архангельске. Флотоводцем стал чисто номинальным (тяжело болел), а флот строили без него. Даже к следующему походу на Азов он еще толком не оправился, выехал из Москвы и прибыл к войскам с опозданием. Хотя командовать кораблями в бою ему не пришлось, оказалось достаточным вывести их в Азовское море, перекрыть туркам вход в русло Дона. И все же почести после взятия Азова он получил. При триумфальном въезде в Москву его везли на санях, поскольку толчки от движения колес причиняли ему боль. Царь наградил его обширными вотчинами и титулом новгородского наместника.
Историки предполагают, что идею снарядить Великое посольство в Европу подсказал государю Лефорт. Если это правда, то такую мысль вряд ли следует считать разумной. Ведь целью миссии было создание общеевропейского союза против турок. Любой опытный дипломат в то время мог просчитать, что подобное никого не заинтересует. Реальными итогами Великого посольства стали знакомство Петра I с западными странами, вербовка специалистов, покупка художественных произведений и технических новинок. Но для Франца Яковлевича наступил в тот момент звездный час. Формально он возглавлял посольство, блистал в западных столицах в богатейших нарядах, с пышной свитой, ставил подписи под документами. Переговоры в основном вел дипломат Федор Головин, а Лефорт играл роль переводчика при царе.
Вернувшись в Россию, он занялся достроенным в его отсутствие дворцом, украшал хоромы привезенными статуями и картинами. 12 февраля 1699 года пышно отпраздновал новоселье, созвав 300 гостей, а после этого слег: или старая болезнь обострилась, или сказались застольные излишества.
Становилось все хуже, но он не верил, что умирает, в полубреду гнал от себя пастора, требовал вина и музыки. Музыку врачи разрешили, любимые арии успокаивали больного. 12 марта 43-летний Франц Лефорт скончался.
Петр горевал: «Я потерял самого лучшего друга моего в то время, когда он мне наиболее нужен». Едва ли он мог принести ему пользу в тяжелые годы Северной войны. В этот период выдвинулись совсем другие государевы помощники. А Франц Яковлевич, ярко промелькнувший в истории России, отметился прежде всего тем, что обеспечил ее сближение с европейской культурой.
Материал опубликован в декабрьском-январском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».
