8 июля (н.ст.) отмечается 210 лет со дня рождения Императора Всероссийского Николая I. Эпоха этого выдающегося русского Государя с ее основными жизнестроительными началами православия, самодержавия и народности стала излюбленной мишенью как для “либеральной”, так и для “коммунистической” историографии, недаром Маркс и Энгельс считали русскую монархию одним из самых серьезных препятствий на пути практического осуществления собственных теорий. Правление Николая I принято обычно называть периодом мрачной реакции и безнадежного застоя, когда повсюду водворялись деспотический произвол, казарменный порядок и кладбищенская тишина. Укротитель революций, жандарм Европы, тюремщик декабристов, неисправимый солдафон, “исчадие мундирного просвещения”, “удав, тридцать лет душивший Россию” – таковы типичные либеральные оценки царя.
Между тем, французский поэт и политический деятель Ламартин заявлял: “Нельзя не уважать Монарха, который ничего не требовал для себя и сражался только за принципы”. Прусский король Фридрих-Вильгельм IV, с юных лет коротко знавший Николая I, также выделял после его кончины высокие качества русского царя: “Один из благороднейших людей, одно из прекраснейших явлений в истории, одно из вернейших сердец и, в то же время, один из величественных государей этого убогого мира отозван от веры к созерцанию”. А.С.Пушкин, чьи отношения с императором были сложными и неоднозначными, отмечал несомненные достоинства и масштаб его личности. По свидетельству Аксакова, “с величайшим уважением” отзывался о Николае I Достоевский, оказавшийся, как известно, по его воле на каторге за участие в революционном кружке. “Государем-рыцарем” именовал его митрополит Анастасий (Грибановский), а К.Леонтьев называл Николая I “великим легитимистом” и “идеальным самодержцем”, призванным задержать “всеобщее разложение”. А по словам историка Соловьева, “в императоре Николае Павловиче таилось ясное понимание высшей правды и христианского идеала, поднимавшее его над уровнем не только тогдашнего, но теперешнего общественного сознания”.
Эпоха Николая I – это период неустанного труда в самых разных областях. Вставая на рассвете, сам император иногда проводил за рабочим столом по восемнадцать часов в сутки, назначал аудиенции на восемь, а то и на семь часов утра и старался лично вникать во все дела. Получив недостаточное гуманитарное образование и испытывая равнодушие к умозрительному знанию, он тем не менее имел природную склонность к прикладным и военным наукам, строительному и инженерному искусству, обладал практическим складом ума и трезвой оценкой происходящего. Он стремился тщательно вникать не только в военные или строительные проблемы, но и в вопросы технического оборудования, предпринимательства, финансовой и экономической политики и многие другие, пытался “все видеть своими глазами, все слышать своими ушами”.
Вахтпарады, смотры флота, маневры, испытательные стрельбы разрывными снарядами, работа комиссий по крестьянскому вопросу или строительству железных дорог – все это и многое другое не обходилось без прямого участия государя. Обычными стали его частые поездки по различным областям империи, осмотры больниц, тюрем, казенных складов, посещения присутственных мест, учебных заведений, вновь возводимых сооружений. Дальность расстояния, бездорожье, ненастье, телесное недомогание или душевная усталость не могли удержать царя от исполнения намеченных планов. Если он был убежден в полезности и справедливости какого-либо дела, то проявлял при его практической реализации непреклонную волю и твердую решимость. Достаточно взглянуть лишь на некоторые резолюции самодержца: “Мы все на службе не за тем. чтобы гулять, а чтобы дело делать”… “Должно держаться неотступно данных приказаний и впредь не сметь от них отступать”… “Я уже не раз приказывал с предложениями, противными закону, не сметь входить… когда закон есть, должно его соблюдать без изыскания предлогов к неисполнению”.
Многие современники отмечали и рыцарские качества Николая I, который строго придерживался кодекса чести, верности данному слову, с “крайним омерзением” относился к хитроумной фальши, закулисным интригам, подкупам оппонентов и прочим нелегальным уловкам, часто допускаемым так называемыми цивилизованными государствами. Даже явный недоброжелатель России де Кюстин писал, что ум царя “самый практичный и ясный, какой только бывает на свете. Не думаю, чтобы сыскался сегодня второй государь, который бы так ненавидел ложь и так редко лгал, как этот император”. Император признавался этому мемуаристу, что слишком нуждается в прямом и откровенном высказывании своих мыслей и что скорее отступит до Китая, нежели согласится на продажный и мошеннический способ правления, отличавший, по его мнению, конституционные монархии.
По наблюдениям современников, Николай I в быту был весьма непритязателен, предпочитал обходиться простыми кушаниями вроде щей и гречневой каши, вел достаточно спартанский образ жизни, старался даже в заграничных путешествиях не изменять своим привычкам и спать по-походному на холщовом мешке с соломой вместо матраса. Один из иностранцев восклицал, что и самый бедный французский землепашец вряд ли бы стал спать на таком жестком ложе. Царь и умер, как писала А.Тютчева, в маленьком кабинете на первом этаже Зимнего дворца “лежа поперек комнаты на очень простой железной кровати… Голова покоилась на зеленой кожаной подушке, а вместо одеяла на нем лежала солдатская шинель. Казалось, что смерть настигла его среди лишений военного лагеря, а не в роскоши пышного дворца. Все, что окружало его, дышало самой строгой простотой, начиная от обстановки и кончая дырявыми туфлями у подножия кровати”.
Характеризуя Николая I, следует также заметить, что любовь ко всему военному, армейской организации и простоте не мешала ему владеть иностранными языками, обладать художественным вкусом, увлекаться театром, сочинять музыку, любить церковное пение и нередко самому в нем участвовать. Отмеченные черты личности царя во многом способствовали движению страны к тем целям, о которых можно судить по его словам, начертанным в 1850 г. на отчете министра иностранных дел К.Нессельроде и адресованным сыну: “Дай Бог, чтобы удалось мне сдать тебе Россию такою, какою стремился я ее поставить: сильной, самостоятельной и добродающей – нам добро, – никому зло”.