По прошествии нескольких веков появляется все больше сомнений в том, что Куликовская битва – исторический факт О Куликовской битве знают все, независимо от национальности, она относится к таким знаковым событиям истории, как битва при Ватерлоо или Бородине. Куликовскую битву проходят в школе и ее историческое значение не оспаривается. Но что мы о ней знаем. Состоялась она 16 сентября (8 сентября по старому стилю) 1380 г.
между реками Дон, Непрядва и Красивая Меча. Русские полки во главе с великим князем Дмитрием одержали там победу над ордынским войском под началом Мамая. Перелом в битве обеспечил удар засадного полка под командой князя Владимира Серпуховского. Однако в 1382 г.
ордынский хан Тохтамыш организовал поход в русские земли и разорил Москву. В общем, Куликовская битва – очень звучное событие. Однако при более детальном исследовании выясняется, что эта битва удивительным образом оказалась не только очень звучным событием в истории, но и одним из ее “белых” (или, если угодно, “темных”) пятен. В последние годы появилось немало популярных книг и статей, в которых битве даются весьма причудливые толкования.
Например, хрестоматийное описание сражения создано на основании поздних источников; достоверных данных о его ходе и количестве войск, сошедшихся на Куликовом поле, попросту нет. Основной же Куликовский цикл (“Сказание о Мамаевом побоище”, “Задонщина”, жития Дмитрия Донского и Сергия Радонежского, летописные повести), в основном, известен по спискам более поздних веков. Тем самым напрашивается вывод, что представление о выдающемся историческом значении битвы сильно преувеличено. Даже официальные историки вынуждены признать: наши представления о Куликовской битве сложились исключительно благодаря литературе, более того, они склоняются к мысли снять хрестоматийный глянец с этого события.
Хотя бы с датировки. Убеждение, что битва состоялась в субботу 8/16 сентября 1380 г. основано на утверждении ряда летописей, в которых это событие датировано субботой 8 сентября 6888 г. Формально здесь все правильно: если от даты от сотворения мира отнять 5508, получится хрестоматийный 1380 г.
Беда, однако, в том, что 6888 г. в летописи берется в отрыве от окружающего его контекста. Кроме этого, не берутся во внимание данные других источников, утверждающих иное, и забывается еще один момент: практически все летописи рассказывают, как ордынский хан Тохтамыш 26 августа взял Москву на третий год своего царствования, и утверждают, что было это в 6890 г. Но по традиционной версии эти события разделяет менее двух лет.
При этом Рогожская летопись, наиболее ранняя (начала XV в. ) и подробно описывающая события XIV в. , с одной стороны, дает традиционную датировку, с другой стороны, как-то странно рассказывает об обмене посольств между Дмитрием Донским и Тохтамышем. Этот законный по тогдашним представлениям “царь”, победив “временщика” Мамая в короткой усобице, уже в первую зиму после Куликовской битвы сообщил на Русь о своем восшествии на престол, а русские князья той же зимой и последующей весной отправили в Орду свои посольства.
Сам же великий князь Дмитрий послал к Тохтамышу своих, как тогда говорили, киличеев Мокшея и Толбугу “на осень”, то есть спустя год после “Донского побоища”. Эти два почтенных господина пробыли там целый год и вышли из Орды на “госпожин день”, т. е. либо 15 августа, либо 8 сентября (Успение либо Рождество Богородицы).
После этого весной следующего года Тохтамыш направил своих послов на Русь, но царевич Ак-ходжа добрался только до Нижнего Новгорода, а “на Москву не дръзнул ити” и вернулся восвояси. Тохтамыш воспринял это как акт неповиновения со стороны Москвы и предпринял быстрый набег на Русь, заставший великого князя врасплох. Получается, что между победой на Дону и падением Москвы прошло почти три года. Значит, либо первое событие следует отнести к 1379 г.
, либо второе – к 1383 г. Второе невозможно, т. к. ни по одной системе счета лет, использовавшейся в летописании, 1383 г.
не может соответствовать летописному 6890 г. Этот факт делает бесплодными всякие попытки вынести нашествие Тохтамыша за пределы 1382 г. и, значит, заставляет датировать Куликовскую битву 1379 г. В принципе, к этому нет никаких препятствий, кроме летописной ссылки на субботу.
Во-первых, дату 6888 вполне можно счесть “мартовской” (формула пересчета: минус 5509 лет. На Руси тогда имелось два летоисчисления: Римский – с 1 марта, Византийский – с 1 сентября), а, значит, соответствующей 1379 году. Во-вторых, этому нет никаких противоречий содержательного плана. Хорошо известно, что крупное сражение русских с татарами произошло в среду 11 августа 1378 г.
на реке Воже. Тогда победили русские, и при традиционной датировке Куликовской битвы совершенно немотивированной оказывается двухлетняя задержка ордынского правителя Мамая с карательным походом на Русь. Чего ждать-то. Куй железо, пока горячо.
Поэтому датировка Куликовской битвы 1379 г. все ставит на свои места: как и следовало бы ожидать, уже на следующее лето Мамай собрал все свои войска для восстановления своей власти над взбунтовавшимся улусом. И тут есть один потрясающе интересный момент: во всех летописях, описывающих битву на Куликовом поле, которая если и была, то однозначно в 1379 г. , нет НИ ОДНОГО описанного события, которое случилось бы в этом году.
Словно все летописцы (или позднейшие исправители летописей) сговорились этот год вообще не упоминать – вообще в связи с чем бы то ни было. Уже это заставляет подумать о том, что датировки того самого “неправильного” 1380 года и возникли как попытка спрятать истинную дату битвы. Итак, официальные историки признают, что битва как бы была, но в 1379 г. А что делают альтернативные.
Ходят вместе с металлодетекторами по полю Куликову и ищут доказательств. И практически не находят, хотя на любом поле сражений тех лет во множестве обнаруживают хотя бы наконечники стрел – доспехи был вещью дорогой, и их по любому валяющимися на поле не оставили бы. Генетики в свою очередь не находят у русских в хромосомах “монгольского следа”, который не может не присутствовать, если верить официальным историкам. Главного героя Куликовской битвы бравого Дмитрия Донского Русская православная церковь канонизировала лишь в 1988 г.
, а ведь других русских князей времен татаро-монгольского ига причисляли к лику святых в течение лет ста после смерти, причем даже тех, кто убивал преимущественно православных и во множестве. Так было ли вообще это сражение. Летописи говорят – было. Но так они это странно говорят.
Все летописи грешат разночтением такого факта, в какой именно день недели произошло сражение (не говоря уже о годе, с которым мы вроде бы разобрались). Называют среду, четверг, пятницу, субботу, воскресенье. Такое же поразительное разночтение наблюдается и в описании подготовки к сражению. Так, князь Дмитрий Иванович назначил сбор войск в Коломне.
По одной версии, на день Успения Богородицы, т. е. 15 августа, по другой – на начало Успенского поста. Выехал из Москвы князь – по разным источникам – 9, 19, 20, 21, 22 или 27 августа, а прибыл в Коломну в день памяти Моисея Мурина 28 августа.
В последнем случае получается, что князь преодолел расстояние от Москвы до Коломны за сутки, что в ту пору было физически невозможно. Выступление князя Дмитрия из Коломны, согласно “Летописной повести”, приходится на 20 или 28 августа, причем переправа через Оку произошла “за неделю до Семеня дня в день неделный” близ устья реки Лопастни, т. е. 25 августа.
По “Сказанию” же Дмитрий провел смотр своих войск 29 августа у Коломны, после чего в тот же день начал переправу через реку. При этом Дмитрий, прежде чем отправиться в Коломну, посетил Троицкий монастырь в воскресенье “в день Флора и Лавра”, то есть 18 августа. Официальные же историки, не ставящие под сомнение подлинность и достоверность летописей, даже не пытаются дать ответ, кто и зачем задним числом выдумывал столь разнообразные и столь путаные датировки. Так кто и зачем.
Дело здесь, скорее всего, вот в чем. В “Сказании о Мамаевом побоище” митрополит Киприан предстает одним из главных вдохновителей великого князя: с ним Дмитрий советуется по любому поводу. Однако на самом деле Киприан стал митрополитом. уже после победы над Мамаем.
Т. е. после смерти князя Дмитрия в 1389 г. , в самом конце XIV в.
, когда, с одной стороны, Киприан пережил всех своих многочисленных соперников, а с другой стороны, когда Орда вновь распалась и тема борьбы с татарами стала вновь актуальной. Он и в Москву-то был приглашен после Куликова поля. Но при чем тут Киприан. Все очень просто: в “Сказании” явно подчеркивается, говоря языком советского времени, руководящая и направляющая роль православной церкви в борьбе с иноверцами.
Если ДО Куликова поля Киприан не обладал такой властью, кто ж тогда советовал князю.. Церковь не могла признать, что и без нее чудненько обходились. Вот и стали исправлять летописи, чтобы читателям казалось, будто митрополит действительно был в Москве накануне сражения и вдохновлял великого князя на подвиг.
Но даже если оставить амбиции церкви в стороне, читатель все равно может спросить: а нам-то сейчас, в XXI веке, какая разница – 1379-й или 1380-й. Есть разница, и существенная. Она состоит в том, что уточнение даты сражения заставляет с большим доверием относиться к содержанию “Сказания о Мамаевом побоище”, чем к другим: описанные выше пересчеты могли происходить лишь при жизни Киприана, то есть на рубеже XIV-XV вв. Это опровергает распространенное ныне представление о позднем ее происхождении.
Но к нашей истории датировка летописи имеет не такое прямое отношение, нам бы разобраться, было сражение или нет. И если да, то где. Хотя вышеописанная история с летописью опять же косвенным образом заставляет с сомнением относиться ко всем летописям вообще. В этой летописи подчистки имели одну причину, в других – другую.
Основной аргумент противников реальной битвы на Куликовом поле – объективные свидетельства, вернее, их отсутствие: на месте предполагаемой битвы так и не нашли ни массовых захоронений, ни заметных остатков оружия. А Куликовский цикл, по которому принято судить о битве, демонстрирует парадоксальную закономерность: по мере удаления от времени сражения литпамятники все сильнее обрастают мелкими деталями, которые могли быть известны только участникам боя; появляются новые персонажи, причем некоторые из них – это установлено официальными историками в том числе – жили позже описываемых событий; постоянно растет число убитых воинов – в “Синопсисе” 1674 г. это уже 253 тыс. человек.
Словосочетание “Куликовское поле” (пока еще не битва, а просто поле) впервые упоминается в списке “Задонщины” (т. е. не в оригинале летописи) середины XV в. ; великий князь Дмитрий Иванович получает почетное прозвище “Донской” лишь при царе Иоанне Грозном, очень уважавшем своего предка, а название “Куликовская битва” закрепляется в истории Николаем Карамзиным в начале XIX в.
Историк Андрей Петров, заместитель академика-секретаря Отделения историко- филологических наук РАН говорит об этом так: “Мифы эти получили официальное признание во время масштабных празднеств, посвященных юбилеям Дмитрия Донского, Сергия Радонежского и самой битвы. О тактике войск, ходе сражения не сообщает ни один древний источник. Нередко эпизоды “Сказания о Мамаевом побоище” напрямую заимствованы из “Повести о походе Ивана III на Новгород в 1471 году” и русской редакции сербской “Александрии””. Сербская “Александрия” является переложением истории Александра Македонского и известна по спискам конца XV-XVII вв.
, но именно из нее приводят такие знаменитые, вошедшие в учебники истории фрагменты “Сказания”, как построение полков, включая засадный – князя Владимира Серпуховского, поединок богатырей, даже молитва Мамая во время его бегства. Кто ж ее слышал-то. Однако приводят. А разработанная военными историками схема расположения войск Дмитрия еще пока не Донского перед битвой представляет собой усредненное походное построение единой русской армии, но – согласно разрядным книгам конца XV-XVII вв.
И если многие официальные историки уличают альтернативных в “фоменковщине”, мол, стало модным все опровергать и сокращать историю, то таким неплохо бы посмотреть, что было задолго до Фоменко и заодно и Кесслера. Например, историк Николай Арцыбашев еще в 1827 г. недоумевал: “Обстоятельства сей войны так искажены витийством и разноречием летописцев, что во множестве переиначек и прибавок весьма трудно усмотреть настоящее”. Но все эти нестыковки не помешали императору Николаю I превратить день Куликовской битвы в общенародный праздник.
Царь к этому подошел серьезно: объявил конкурс на проект монумента, призванного достойно увековечить историческое событие. Свои проекты монумента предложили ведущие скульпторы и архитекторы своего времени: Иван Мартос, Авраам Мельников и Александр Брюллов, брат известного художника. Последнему и поручили возвести подобающий обелиск на месте, которое с подачи помещика и масона Степана Нечаева было признано тем самым Куликовым полем. Тут надо сказать, что до этого момента где оно, то самое поле Куликово, историческая наука не говорила ничего.
Не знала. И вот тут вдруг оказывается, что вот же оно: как раз в пределах нечаевского имения – к югу от впадения в Дон реки Непрядвы. Очень вовремя появился этот Нечаев, не правда ли. Подсуетился помещик очень качественно: объявил свои никому доселе не известные земли Куликовым полем и получил соответствующую компенсацию за использование их в качестве места для монумента.
И в 1850 г. над Красным Холмом вознесся чугунный столп, увенчанный позолоченной луковкой и крестом. К началу нового, ХХ в. , к монументу добавился белоснежный храм-музей, возведенный по проекту признанного мастера русского модерна Алексея Щусева.
А в 90-х гг. ХХ в. около монумента начала подлинная феерия: экскурсанты, паломники, туристы, накануне дня битвы – историческая реконструкция. Театр теней натуральный.
Но в этом “театре” по крайней мере понятно, куда деваются убитые: встают и уходят. А на Куликовом поле играли всерьез: убивали не условно, а очень даже по- настоящему. Куда ж делись тела. Целых 253 тыс.
только русских мертвых тел. Официальные историки утверждают, что их всех подобрали, вывезли с поля боя и захоронили во многих городах, посылавших своих воинов на подмогу великому князю Дмитрию. Там, мол, были храмы и часовни, которые, если верить преданиям, поставлены над захоронениями воинов, убитых на Дону. Но доказательств этой версии пока тоже найти не удалось.
Либо часовен найти не могут, либо под часовнями нет никаких массовых захоронений. Остается только предположить, что за каждым убитым в частном порядке приехали родственники и увезли на родину – хоронить на родном погосте. А пока доехали – что родственники, что представители городов, что с телами происходило. Моргов с холодильниками-то ведь тогда еще не было.
А вот тут можно перейти и к вопросу о количестве участников. 253 тысяч, говорите. Два столетия спустя, когда была учреждена поголовная роспись, вся Московская Русь выставляла не более 60-80 тыс. воинов.
При князе Дмитрии подвластные и союзные ему территории Московского и Великого Владимирского княжеств были в три раза меньше, к тому же именно его поколение выкосил голод и чумной мор. Та же напасть, кстати, постигла и Золотую Орду, а потому обе враждующие стороны вряд ли смогли бы призвать под свои хоругви и бунчуки больше 30 тыс. воинов. Но не с каждой стороны, а в общей сложности.
Похожая на 30 тыс. цифра получается и из расчета плотности населения русских городов. Выходит, что погибнуть могло от силы 5-10 тыс. Да и поминальный синодик, ближайший по времени написания к битве, поименно называет лишь двух князей и восемь московских бояр и воевод.
Если с каждым из первых людей княжества погибло даже по тысяче незнатных воинов, более 10 тыс. ну никак не получается. Следующий вопрос, интересующий альтернативных историков, где же все-таки сражались. То место, где сейчас мемориал, для сражения с точки зрения русских подходит идеально: узенькая площадка, стесненная дубравами, позади – глубокая Непрядва.
Татарской коннице разгуляться было бы негде. Но и русскому воинству – тоже, слишком уж оно маленькое, это поле. Стоило ли забираться так далеко, на такое маленькое поле и тому и другому войску. Правда, сказать, что на Куликовом поле не найдено ничего вообще, было бы ошибкой.
Кое-что найдено. Несколько металлических деталей вооружения той эпохи и несколько энколпионов – так называют нательный крестик или иконку-складень, без которых в поход не отправлялся ни один православный воин. В основном эти находки сосредоточены в полосе, протянувшейся от устья Непрядвы к Красивой Мече. Именно в этом направлении, согласно летописям, русские преследовали разбитых татар.
Кстати, о Непрядве. Согласно “Географическому и методическому описанию Российской Империи” от 1776 г. реки с таким названием нет и не было не только в нечаевских владениях, но и вообще в России. Так где же происходила битва.
Может, стоит обратиться не только к Куликовскому циклу. Ну не может ведь так быть, чтобы “по всей Руси великой” такое знаменательное событие прошло незамеченным. И выяснилась удивительная вещь: за пределами подвластных Москве земель летописцы восприняли битву, исходя из местных интересов. Новгородцы написали о московских “небывальцах” (ополченцах), бежавших с поля боя при виде рати.
Псковитяне назвали битву, что называется, через запятую, вместе с крушением четырех лодий на Чудском озере. Это, кстати, очень характерно: позволяет сопоставить масштаб значимости событий – четыре лодки и битва в одном ряду. За пределами ближнего зарубежья, т. е.
Новгорода Великого и Пскова, разгром татар не заметили вообще. И как это прикажете расценивать. Однако официальные историки этот факт, точнее, отсутствие факта, вообще игнорируют. Они, эти достопочтимые официальные историки, вообще относятся к летописям – по крайней мере, на словах, официально обращенных к общественности – с верой, достойной лучшего применения.
Вот как, например, о сведениях, почерпнутых из летописей, говорит в своем интервью Андрей Сахаров, член-корреспондент РАН, директор Института российской истории: “Куликовская битва – не дискуссионная проблема. Летописи писали монахи, и врать для них было большим грехом. Все эти источники создавались сразу после самой битвы”. Честные монахи.
Где г-н Сахаров видел честных монахов.. Источники писались сразу после битвы. Ну, разве что “Сказание о Мамаевом побоище”, да и то не на следующий день, а на рубеже веков, т.
е. как минимум через 20 лет после битвы. Сколько за эти 20 лет могло забыться и переиначиться. Теми же “честными” монахами, которые только в “Сказании” так наврали, что их сказочки распутывали шесть веков.
Далее г-н Сахаров говорит: “Куликовская битва в очередной раз в истории показала, что есть цели более высокие, чем эгоистические интересы человека (деньги, продвижение в княжеской иерархии), что есть цели общенациональные, патриотические. После этой битвы Москва стала во главе антиордынского объединительного движения. Стала инициатором создания единого российского государства”. При всем уважении к должности г-на Сахарова нельзя не вступить в дискуссию.
Многие современные историки, даже не разделяющие альтернативных взглядов на историю, все-таки согласны с тем, что значение битвы сильно преувеличено в историографической традиции. В реалиях конца XIV в. еще не могла идти речь об освобождении русских земель от власти Золотой Орды. Задачи московского правительства были гораздо более скромными: изменить в свою пользу расклад сил в регионе и возвыситься среди других русских княжеств, используя в своих интересах затяжной внутриполитический конфликт в Орде.
И обогатиться – а как же без этого. По крайней мере, Церкви – точно. Она ведь, в отличие от князей, которые платили дань в течение следующих ста лет после Куликовской битвы, продолжала снимать свою десятину и с ордынцами ею не делилась. Тот же Преподобный Сергий Радонежский советовал “с правдою и покорением, якож пошлина твоа држит покорятися ордынскому царю должно”.
Другой историк, замдиректора музея-заповедника “Куликово поле” Николай Травин очень “убедительно” объяснил, почему не находится никаких материальных свидетельств. Оказывается, купец Нечаев до революции скупал у крестьян все, что они находили, – доспехи, наконечники, крестики, а после революции-де все разграбили. Вот и исчезли все свидетельства. Впрочем, была найдена кольчуга, которую бережно расправили и тут же отнесли в музей.
Вот только она была на удивление новой, аж сверкала. Сверкала – несмотря на то, что за столько лет она должна была бы превратиться в спекшийся каменно-металлический клубок, который невозможно было бы не то чтобы расправить, но даже отделить от него кольца. Так что вопрос – были ли битва – остается открытым. Видимо, каждый, кто захочет, будет искать на него ответ самостоятельно.
Поэтому напоследок тема для размышления. Император Александр II распорядился, “чтобы представители дворянства и земств не были отвлекаемы приглашениями на празднование” 500-летия битвы, а власти СССР дистанцировались от 600-летия. Торжества были проведены, но крайне скромные. И это при условии постоянного желания подчеркивать патриотизм русских воинов – что в первом случае, что во втором.
Почему же они так поступили. Может быть, знали что-то, чего не знают современные историки. На фоне их не совсем понятных поступков хочется напомнить о Николае I с его желанием увековечить память о Куликовской битве в обелиске и устроить широкомасштабные празднества. Почему он-то выбивается из этого ряда.
Да заодно о том, почему, говоря о помещике Нечаеве, мы упомянули, что он масон. Л. Гумилев и другие историки с не зашоренным взглядом доказали, что никакой Орды не было, что был мощный союз русских земель и мусульманского мира. Никто никому не платил никакой дани, все было на уровне добровольного экономического сотрудничества.
И на русском престоле сидели близкие по крови к тюркскому миру правители. Романовы узурпировали трон и с помощью масонов, розенкрейцеров и иже с ними переписали историю – именно поэтому нет ни одного экземпляра интересующих нас древних рукописей в оригинале, только списки. Наличие Куликовской битвы прекрасно ложится в версию о существовании Орды, о подчинении русских земель татаро-монголам, о патриотическом желании выкинуть иноверцев со своих территорий. Поэтому значение этой битвы (которая была, скорее всего, просто мелкой междоусобицей) постоянно преувеличивалось.
Николай I Романов прекрасно знал, что, копни глубже – и его трон зашатается, именно поэтому этот так любивший все, что связано с войной, император и привлек (с помощью масона Нечаева) внимание общественности к великой битве на Куликовом поле. Искать его между Доном и несуществующей Непрядвой бессмысленно. Если какой-то конфликт между Ордой и Русью и был, то случился он в Москве, и “Куликово поле” тоже было именно там, но это тема отдельного рассказа. О.
БУЛАНОВА
Статья взята с: http://planetatain.ru
