Для миллионов фронтовиков война начиналась с песен: на вокзальных перронах, возле военкоматов, в шедших на фронт эшелонах. Песнями и завершалась — на праздничных и поминальных застольях. Десятки маршей и баллад тех лет стали истинно народными, а одна из самых драгоценных жемчужин фронтовой лирики — «Случайный вальс» Евгения Долматовского и Марка Фрадкина.
В феврале 1942-го во фронтовой газете «Красная Армия» Долматовский опубликовал свое небольшое произведение, в котором были слова: «Танца вечная погоня / Удивительно легка, / И лежит в моей ладони / Незнакомая рука». В военной суматохе поэт очень скоро забыл про этот эскиз будущей песни…
Его фронтовая судьба поразительна. Стихотворец-военкор в августе 1941 года попал в плен и, несмотря на то, что являлся одновременно коммунистом и евреем, не погиб, сумел бежать, а затем, после проверок в «особых отделах», вернулся в строй батальонным комиссаром, не потеряв при этом ни боевого духа, ни поэтического вдохновения. В начале 1943 года его наградили орденом Красной Звезды. С наградой Евгения Ароновича поздравляли прославленные генералы Константин Рокоссовский и Сергей Галаджев.
Массовое настроение было на подъеме — всех окрыляла сталинградская победа. Поэт и военачальники разговорились. «Каких новых песен нам от вас ждать?» — спросил Рокоссовский, в то время командующий Донским фронтом. Долматовский рассказал о своем замысле: в танцевальном зале встретились двое, он — офицер, их свидание мимолетно, однако зарождается взаимное чувство; война тем временем продолжается, его ждут фронтовые дороги… Автор вспомнил при этом свое стихотворение 1942 года, процитировал несколько строк. Полководцам идея понравилась.
В январе 1943-го в нашу армию вернулись погоны, командиров все чаще стали называть офицерами, а новая песня была призвана закрепить положение дел, стать настоящим офицерским вальсом.
«Стоит воинской колонне остановиться на ночевку в прифронтовом селе или городке, и вот уже возникают знакомства, и откровенные разговоры, и влюбленность, и все это носит грустный и целомудренный характер; а рано-рано — расставание, отъезд», — вспоминал Долматовский о тогдашних своих размышлениях.
Песенная лирика — особое искусство, требующее от поэта простодушия, а вместе с тем тонкой огранки каждого слова. Здесь недопустим импрессионизм, нужна лишь «прекрасная ясность». «Ночь коротка, спят облака» — кажется, что мелодия вальса заложена уже в стихотворных строках, композитору оставалось только расслышать эту музыку…
Однажды Евгений Долматовский добирался из Сталинграда в Елец вместе со старым другом Марком Фрадкиным. Поезд шел медленно, пропуская воинские эшелоны, перестук колес подсказал ритм офицерского вальса. На одном из полустанков поэт и композитор вышли из вагона с готовой песней. В оставшееся время пути Фрадкин исполнял ее для бойцов под аккордеон и видел, как быстро те подхватывают.
Их произведение сразу же попало к Утесову. Леонид Осипович моментально понял: это совершенно особенная вещь. В годы войны еще никто так внятно и человечно не писал о тоске по мирной жизни. К тому же популярный певец услышал первый настоящий вальс 1943 года! Такие песни всем давали понять: война не уничтожила в людях душевную чуткость, человечность.
Аранжировка получилась изящной. Утесов начинал петь на исходе второй минуты проникновенного вступления, выговаривал вполголоса, с благородной сдержанной грустью, каждое слово: «И лежит у меня на погоне незнакомая ваша рука…» Точно боялся оскорбить нежный мотив своим одесским темпераментом. А в конце переходил на речитатив, вздыхал: «Сам не знаю, о чем». В этих словах звучала тоска по родному дому, тревога в ожидании новых боевых испытаний, — все то, что знакомо каждому фронтовику. Здесь нет громких слов, политических деклараций, рассказывается о самом ценном и желанном для всякого человека — о любви, о мирном, счастливом бытии. Поэтому каждый считал ее своей, личной.
Есть у вальса и другая история. Летчик Василий Васильев поведал Фрадкину о том, что влюбился в девушку, с которой несколько минут танцевал под граммофон. Они даже не успели толком познакомиться — пилот срочно отбывал на аэродром. Пилот попросил композитора: «Напишите песню об этом. Если все получится точно, Зина поймет, что это о нас с ней. Может, она услышит, откликнется». И действительно, девушка, услышав по радио «Случайный вальс», откликнулась, на радио пришло ее взволнованное письмо. Марк Григорьевич вспоминал: «Мы связались с его эскадрильей. Но Васильев уже не мог ответить Зине: в одном из воздушных боев он погиб смертью героя». Золотую Звезду летчику присвоили посмертно.
Как водится, нашлись у популярной песни и критики. По их мнению, она звучала слишком интимно, чересчур камерно. И откуда, дескать, взялась эта печаль, если Красная Армия наступает и нас ждут новые победы?
По одной из легенд, Сталину не понравились строки: «И лежит у меня на погоне незнакомая ваша рука». «Неужто у нас такие низкорослые офицеры, что рука девушки опирается о плечо первого встречного?» Долматовский поменял погон на ладонь. Именно так, в новом варианте, спел на студии Утесов, а записывать песню в годы войны ему довелось дважды. Второй раз по требованию цензуры — в сокращенном виде, без «легкомысленного» куплета, в котором герои танцуют. Артист, по обыкновению, импровизировал и вместо канонического «Я как будто бы снова возле дома родного» прочувствованно спел: «Показалось, что снова…» А вместо «ночь коротка» иногда выводил «ночь так легка».
Возникали и другие претензии: новинка показалась слишком мирной, офицер, мол, должен воевать, а не танцевать. Во избежание лишних проблем вальс из «Офицерского» переименовали в «Случайный». Мелодию в СССР к тому времени знали все — и на фронте, и в тылу. Она звучала на концертах, танцплощадках, в ресторанах. Миллионы людей помнили наизусть слова.
После войны пришли иные мелодии — триумфальные, ликующие, песню Фрадкина сочли неактуальной. На несколько лет она выпала из эфира, ее почти не исполняли. Разве что духовые оркестры наигрывали для танцующих пар. Но такие произведения не умирают, рано или поздно становятся классикой. С 1960-х «Случайный вальс» все чаще включали в свой репертуар известные на всю страну вокалисты классической школы, ведь с ним наши фронтовики шли в наступление, брали Берлин, грустили и влюблялись.
Эта песня бесценна. Как пожелтевшие фотографии отцов и дедов в новеньких (на момент съемки) погонах 1943 года.
Материал опубликован в мартовском номере журнала Никиты Михалкова «Свой»
