В день рождения великого русского полководца мы вспоминаем о кампании 1771 года, когда генерал-майор Александр Суворов действовал против войск Барской конфедерации в Польше. Конфедераты были противниками польских «диссидентов» (то есть православных и униатов), а также короля Станислава Понятовского. Их не устраивало и усиление позиций России в Варшаве. Конфедератам помогала Франция — золотом и оружием. С небольшим отрядом Суворов противостоял лучшим силам противника.
9 февраля 1771 года отряд Суворова, сметая польские посты, занял местечко Ландскрона (Лянцкорона) и попытался взять штурмом тамошний замок, где к гарнизону присоединились отступившие со своих позиций поляки. Отметив, что замок тесный, небольшой, Суворов окрестил его «палатами». Однако противников в «палатах» засело больше, чем было атакующих русских, а командовал отрядом французский подполковник Левен. Маловато оказалось сил для успешного приступа: удалось потрепать противника, но замок не сдался. Русские офицеры в то время любили форсить в «щегольской» одежде, которую захватывали у поляков в качестве трофея. Такая привычка оказалась пагубной: по одежде враг распознавал офицеров и поражал их. Суворов запомнит этот урок. Суздальский полк ворвался в цитадель Ландскроны. Завязался бой, в котором было ранено несколько офицеров-суздальцев, включая поручика Николая Суворова — генеральского племянника. Пришлось прекратить приступ и ретироваться на исходные позиции. В бою из пяти орудий, которыми располагали поляки, Суворову удалось захватить две пушки. В письме Шаховскому Суворов расскажет о том деле: «Конницу их разогнали, перелезли, разломали и разрубили их множественные шлагбаумы и рогатки и взяли местечко, разорили их магазеин и отбиша две пушки, отрезавши две, — у них только одна оставалась, — били в воротах на крутейшей горке лежащих Ландскоронских палат. Как лучшие офицеры переранены были, овцы остались без пастырей, и мы, дравшись часов шесть, оставили выигранное дело, довольствуясь потом действовать на образ блокады». Суворов был огорчён, что суздальцы оказались не готовы к решению ландскронского ребуса «с листа». Сетовал, что за время разлуки с ним, с автором «Суздальского учреждения», полк растерял свои лучшие качества. Нет сомнений, что он высказывал своё разочарование не только в письмах коллегам, но и в разговорах с офицерами и солдатами. И на упрёки суздальцы ответили стойкостью и энергичными действиями уже в февральских и мартовских сражениях. А эти месяцы в Люблинском и Краковском районах выдались горячими. Заметим, что после Суворова Суздальский полк в 1770 году принял полковник барон Владимир Штакельберг, который теперь служил в Люблине под командованием Александра Васильевича. Суворов оставлял его вместо себя во главе небольшой люблинской команды во время многочисленных походов по Польше, но оценивал боевые качества Штакельберга как весьма и весьма посредственные. В ночь на 22 апреля 1772 года Штакельберг опростоволосится, будучи комендантом Краковского замка: поляки и французы тогда займут замок, отбить его у них Суворову будет непросто. В одном из писем Александру Бибикову Суворов снисходительно назовёт полковника «бедным стариком Штакельбергом», являясь всего на год старше этого «бедного старика».
Вскоре в Ландскроне сосредоточилась недурно вооружённая армия в 4000 человек под командованием французского бригадира Дюмурье — будущего генерала Великой армии, который станет умело громить противников республики в Голландии. Шарль Франсуа Дюмурье прибыл в Польшу с французским золотом и французским воинским искусством.
Дюмурье составил весьма амбициозный план по активизации действий конфедератов. Он намеревался с помощью денег и пропаганды вчетверо увеличить воинство конфедератов и действовать против группировки Суворова с 60-тысячной армией. До таких мобилизационных успехов конфедератам было далеко, но с прибытием Дюмурье их ряды заметно пополнились. Суворов намеревался применить против нового достойного противника свои методы ведения войны, но атака на Ландскрону покамест откладывалась. Как мы видим, обстановка в районе Люблина и Кракова быстро менялась, и Суворову приходилось подстраиваться под обстоятельства.
Один из мобильных партизанских отрядов, на которые рассчитывал Дюмурье, возглавлял Савва Чалый-младший (Чаленко), сын знаменитого мазепинского гайдамака Саввы Чалого, о жизни и гибели которого на Украине до сих пор поют песни. Сына гайдамака чаще называли на польский манер — Саввой Цалинским. А Суворов в донесениях называл его обычно кратко, по имени — Саввой. В лучшие дни отряд Цалинского достигал десяти тысяч сабель. Во всех походах его сопровождала мать, боевитая вдова гайдамака Чалого. Суворов получил сведения, что отряд Саввы Цалинского двигается к Люблину. Суворов был вынужден прервать блокаду Ландскроны и начал длительный поход, в котором места пребывания генерал-майора менялись как в калейдоскопе, и каждые два дня приходилось давать бои. Своими скорыми движениями Суворов прикрывал Люблин, Варшаву и Литву от польских отрядов. Чалого он намеревался разбить в Рахове. Суворов решился ночью напасть на сильный отряд маршалка Саввы Чалого, стоявший под Раховом. У Саввы было 400 драгун, слывших лучшими воинами конфедератов. В ночь на 18 февраля русская конница смела посты Цалинского, в схватке не сносил головы польский ротмистр Мостовский.
Начался бой, подоспевшие суздальцы и санкт-петербургские карабинеры оттеснили цалинцев в корчмы. Конфедераты предпочитали защищаться из укрытий, а казаки уже хозяйничали в Рахове. Спешенные воронежские драгуны пошли в штыковую на корчмы. Сам Суворов пребывал на жарких участках боя, однажды даже оказался в опасности наедине с несколькими польскими драгунами, засевшими в корчме. Казаки по оплошности открыли огонь по корчме, когда Суворов вёл переговоры. Всё обошлось, отряд Чалого был разгромлен, в руки Суворова попал внушительный обоз с провиантом и более сотни пленных. Французы распространяли слухи о том, что Чалый был захвачен в плен Суворовым и погиб в застенках после пыток. Это являлось неправдой: отряд был разбит, но самому Савве удалось бежать с его остатками. Отряд Саввы Цалинского уже не считался серьёзной боевой единицей, но Суворов ещё получал противоречивые сведения о пребывании неугомонного Саввы в разных районах Речи Посполитой: то с Пулавским, то с другими соединениями. Он уйдёт в Литву, где дважды потерпит поражение от отряда коронного гетмана графа Ксаверия Браницкого. При этом всякий раз Савве удавалось избежать плена. Савву Цалинского настигнет только 13 апреля 1771 года команда премьер-майора Нарвского карабинерного полка К.М. Салемана. Тяжело раненый смелый командир конфедератов умер на руках собственной матери.
17–18 февраля, когда Суворов в Рахове бился против Саввы, капитан Суздальского полка Алексей Панкратьев с сотней солдат отразил нападение польского отряда в Краснике и несколько часов держался против новых атак. Суворов 18 февраля прискакал в Рахов. При виде суворовского отряда поляки спешно ретировались. С восторгом выслушал Суворов рассказ о подвиге капитана Панкратьева. В нескольких рапортах Веймарну он будет настаивать на награждении отличившегося офицера. Не так давно Панкратьева обошли наградой: «Множество младшее его выходили в майоры». И капитан уже подумывал об отставке. Суворов докладывал о нём Ивану Веймарну: «По полку рота его всегда была из первых, как её и ныне соблюл. Служит давно, был всегда храброй и достойной человек, и государыня потеряет в нём одного из лучших майоров». Не забыл Суворов и сержанта Степана Долгова-Сабурова, героически проявившего себя в бою при Краснике. На заслуги этого солдата указал капитан Панкратьев.
1 марта Суворов посылает Веймарну очень странное описание плана ближайших действий против конфедератов под Ландскроной и Ченстоховым. Донесение было зашифровано! «Сей план весь положен на образ наступательной, в разсуждении, что нигде оборонительной против Бунтовников, яко пресмыкающихся и насекомых невозможен. Нигде от них, не токмо укрыться, но и оным дорогу пресечь не можно, а между тем порода их умножается, как Лернейская гидра». Действительно, если вести против конфедератов войну осмотрительную, закрепляясь на определённых позициях и отбиваясь от польских отрядов, на месте каждой отрубленной головы немедленно вырастали новые. Нужно было разбивать и уничтожать противника, и Суворов чувствовал в себе силы на это. Начиналась Краковская операция — новый быстрый поход, в котором Суворов будет действовать против Шарля Дюмурье и Казимира Пулавского скоростными переходами.Поляки задумали прервать поход Суворова и дали бой на переправе через реку Дунаец. Суворов писал о той схватке: «С хорошею дракою переправились мы за Дунаец, вброд». Опрокинув поляков на переправе, он последовал вперёд с войсками, сохранившими полную боеспособность. Молниеносная краковская экспедиция Суворова продолжалась. На подходе к городу поляки снова безуспешно атаковали суворовский отряд. В Кракове отряд Суворова пополнился войсками полковника Ивана Древица и подполковника Ф. Эбшелвица. Теперь отряд Суворова состоял из 3500 человек. Генерал-майор бросил войска Петра Шепелева и Ивана Древица на шанцы под монастырём Тынцом. Шепелев овладел редутом. Затем конфедераты выбили из редута русских, но по приказу Суворова Шепелев вторично заставил их отступить. Изобретательный Дюмурье пытался контролировать действия Суворова — был он и в Тынце. Посчитав оборону редутов и монастыря бесперспективной, Дюмурье вместе с конным отрядом ускакал в Ландскрону. Взяв у противника две пушки, Суворов также принял решение перенести бой в Ландскрону и прекратил атаку Тынца.
Потрепав польские отряды под Краковом, Суворов получил возможность вернуться к Ландскроне — и скоростной переход от одного пункта к другому был залогом победы. Именно там, в Ландскроне, снова располагались лучшие силы Барской конфедерации во главе с Дюмурье, облюбовавшим эти укрепления. За счёт быстрых переходов Суворову удалось появиться там, когда Дюмурье не ожидал нападения. Ландскронский замок Дюмурье насытил артиллерией, разместил там полуторатысячный гарнизон. Остальные силы заняли удобные высоты возле замка. Одним флангом польские позиции упирались в обрыв, другим — в укрепления замка. Дюмурье считал позицию неуязвимой, но Суворов принял вызов. Гарнизон замка — полторы тысячи человек — располагал сорока орудиями, что позволяло вести массированный обстрел атакующих. Позиции Дюмурье осложняли лишь разногласия с горделивым Казимиром Пулавским, который не желал подчиняться иностранцу и не поддерживал Дюмурье в Ландскроне.
Роль заводил атаки Суворов отдал конным карабинерам Санкт-Петербургского полка под командованием уважаемого Суворовым полковника Петра Шепелева, которые мощной атакой смяли правый фланг противника. Кавалеристов Древица, подоспевших под Ландскрону, Суворов бросил в бой прямо с марша. Суворов представил Веймарну список отличившихся и достойных награды офицеров, составленный Шепелевым. Отличился в Ландскроне и полковник Древиц. Древиц показал себя в бою лихим кавалеристом, выполнил задачу, поставленную Суворовым, — и разногласия на время были забыты. Суворов, как мы знаем, недолюбливал этого вспыльчивого, скорого на расправу офицера, но в реляции отметил, что Древиц «заслуживает весьма императорскую высочайшую отличную милость и награждение». Однако и после Ландскроны взаимоотношения Суворова и фон Древица не стали безоблачными.
Поляки не выдержали кавалерийской атаки и начали паническое бегство. Князь Сапега был убит своими солдатами, когда пытался остановить отступление.
В бою за Ландскрону погибли и другие известные заправилы Барской конфедерации, например, маршалок Оржевский.
Что же искусный французский бригадир? Как писал Суворов Веймарну: «Мурье (Дюмурье) управлял делом и, не дождавшись ещё карьерной атаки, откланялся по-французскому и сделал антрешат в Бялу на границу». Из Бялы он написал гневное письмо Пулавскому и отбыл во Францию. Вспоминая проигранную кампанию, Дюмурье сетовал, что Суворов воевал неправильно, с нарушением постулатов военного искусства, полагаясь только на удаль и быстрый напор, оставляя уязвимыми свои позиции. Подобные упрёки Суворову пришлось выслушивать ещё не раз, как и оскорбительные разговоры о том, что ему, неискусному полководцу, сопутствует счастье, случайная удача. На этот счёт «дней минувших анекдоты» сохранили остроумное высказывание Суворова: «Раз счастье, два счастье, помилуй Бог, надобно же и умение!».
Автор: Арсений ЗАМОСТЬЯНОВ