30 мая 1896 года – трагедия на Ходынском поле. Во время народных гуляний по случаю коронации НИКОЛАЯ II, по официальным данным, погибли 1389 человек, около 1500 получили тяжелые увечья. По неофициальным — пострадало до 20 тысяч человек.
В программу предстоящего гулянья на Ходынском поле входила раздача с 10 часов утра всем желающим царских подарков, заготовленных в количестве 400 тысяч штук (завернутый в цветной платок гостинец состоял из полуфунта колбасы, сайки, конфет, орехов, пряника, эмалированной кружки с царским вензелем и позолотой); в 11 — 12 часов должны были начаться музыкальные и театрализованные представления; в 14 часов ожидался «высочайший выход» на балкон императорского павильона. И предполагаемые подарки (а к слову сказать, за таким набором и сегодня, спустя сто лет, народ повалил бы валом), и невиданные зрелища (на импровизированных подмостках должны были разыгрываться сцены из «Руслана и Людмилы», «Конька-Горбунка», «Ермака Тимофеевича» и цирковой программы дрессированных животных Дурова), а также желание увидеть своими глазами «живого императора» и, может быть, лишь раз в жизни поучаствовать в подобном действе заставили огромные людские массы направиться сюда. По странной беспечности властей место народного гулянья было выбрано крайне неудачно. Причем даже накануне гулянья, когда стало очевидно, что сюда стекается колоссальное количество народа, не были приняты экстренные энергичные меры, способные предотвратить катастрофу. Все более плотной становилась необозримая толпа. Народ все прибывал и прибывал. Не менее полумиллиона людей скопилось к утру между городской границей и стеной из 100 буфетов. Горсточка полицейских и казаков, отправленных на Ходынское поле „для поддержания порядка”, почувствовала, что положение становится угрожающим и что ей не справиться с этой стихией… Известный репортер, корреспондент газеты «Русские ведомости» В. А. Гиляровский вспоминал: “Утро выдалось тихим, ни ветерка. Притока свежего воздуха над спрессованной толпой не было. Дышать становилось все труднее. «Над миллионной толпой начал подниматься пар, похожий на болотный туман… Давка была страшная. Со многими делалось дурно, некоторые теряли сознание, не имея возможности выбраться или даже упасть: лишенные чувств, с закрытыми глазами, сжатые, как в тисках, они колыхались вместе с массой… Стоящий возле меня, через одного, высокий благообразный старик уже давно не дышал: он задохся молча, yмер без звука, и похолодевший труп его колыхался с нами.”
По официальной статистике, в этом “прискорбном событии», омрачившем “блистательное течение коронационных торжеств”. как именовалась Ходынка в опубликованном вечером лаконичном сообщении властей, пострадало 2690 человек, из которых 1389 погибли. Истинное же число получивших разного рода увечья, ушибы и травмы (включая и психические потрясения) вряд ли поддается учету. Уже утром все пожарные команды Москвы занимались ликвидацией кошмарных последствий: обоз за обозом вывозили с поля тела убитых и раненых. От вида страшного зрелища цепенели сердца видавших виды военных, врачей и пожарных. Впечатление от московских торжеств не только у российской, но и зарубежной общественности осталось достаточно тяжелое. Одна из эмигрантских брошюр, выпущенных в том же году в Женеве, обвинила императора в неспособности соблюсти даже внешние приличия. В полной мере это относилось и к его ближайшим родственникам. Дядя Николая великий князь Владимир Александрович, например, устроил в день похорон жертв Ходынки на Ваганьковском Kладбище в своем тире невдалеке от него стрельбу «по голубям влет» для высоких гостей, по поводу чего Пьер д’Альгейм заметил: “…в то время, когда весь народ плакал, мимо проехал пестрый кортеж старой Европы, Европы надушенной, разлагающейся, отживающей Европы… и скоро затрещали выстрелы».
В программу предстоящего гулянья на Ходынском поле входила раздача с 10 часов утра всем желающим царских подарков, заготовленных в количестве 400 тысяч штук (завернутый в цветной платок гостинец состоял из полуфунта колбасы, сайки, конфет, орехов, пряника, эмалированной кружки с царским вензелем и позолотой); в 11 — 12 часов должны были начаться музыкальные и театрализованные представления; в 14 часов ожидался «высочайший выход» на балкон императорского павильона. И предполагаемые подарки (а к слову сказать, за таким набором и сегодня, спустя сто лет, народ повалил бы валом), и невиданные зрелища (на импровизированных подмостках должны были разыгрываться сцены из «Руслана и Людмилы», «Конька-Горбунка», «Ермака Тимофеевича» и цирковой программы дрессированных животных Дурова), а также желание увидеть своими глазами «живого императора» и, может быть, лишь раз в жизни поучаствовать в подобном действе заставили огромные людские массы направиться сюда. По странной беспечности властей место народного гулянья было выбрано крайне неудачно. Причем даже накануне гулянья, когда стало очевидно, что сюда стекается колоссальное количество народа, не были приняты экстренные энергичные меры, способные предотвратить катастрофу. Все более плотной становилась необозримая толпа. Народ все прибывал и прибывал. Не менее полумиллиона людей скопилось к утру между городской границей и стеной из 100 буфетов. Горсточка полицейских и казаков, отправленных на Ходынское поле „для поддержания порядка”, почувствовала, что положение становится угрожающим и что ей не справиться с этой стихией… Известный репортер, корреспондент газеты «Русские ведомости» В. А. Гиляровский вспоминал: “Утро выдалось тихим, ни ветерка. Притока свежего воздуха над спрессованной толпой не было. Дышать становилось все труднее. «Над миллионной толпой начал подниматься пар, похожий на болотный туман… Давка была страшная. Со многими делалось дурно, некоторые теряли сознание, не имея возможности выбраться или даже упасть: лишенные чувств, с закрытыми глазами, сжатые, как в тисках, они колыхались вместе с массой… Стоящий возле меня, через одного, высокий благообразный старик уже давно не дышал: он задохся молча, yмер без звука, и похолодевший труп его колыхался с нами.”
По официальной статистике, в этом “прискорбном событии», омрачившем “блистательное течение коронационных торжеств”. как именовалась Ходынка в опубликованном вечером лаконичном сообщении властей, пострадало 2690 человек, из которых 1389 погибли. Истинное же число получивших разного рода увечья, ушибы и травмы (включая и психические потрясения) вряд ли поддается учету. Уже утром все пожарные команды Москвы занимались ликвидацией кошмарных последствий: обоз за обозом вывозили с поля тела убитых и раненых. От вида страшного зрелища цепенели сердца видавших виды военных, врачей и пожарных. Впечатление от московских торжеств не только у российской, но и зарубежной общественности осталось достаточно тяжелое. Одна из эмигрантских брошюр, выпущенных в том же году в Женеве, обвинила императора в неспособности соблюсти даже внешние приличия. В полной мере это относилось и к его ближайшим родственникам. Дядя Николая великий князь Владимир Александрович, например, устроил в день похорон жертв Ходынки на Ваганьковском Kладбище в своем тире невдалеке от него стрельбу «по голубям влет» для высоких гостей, по поводу чего Пьер д’Альгейм заметил: “…в то время, когда весь народ плакал, мимо проехал пестрый кортеж старой Европы, Европы надушенной, разлагающейся, отживающей Европы… и скоро затрещали выстрелы».
