 | |
9 апреля 1917 года немецкая военная разведка начала спецоперацию по заброске в Россию «пораженцев» во главе с Владимиром Ульяновым-Лениным
История с пломбированным вагоном Ленина во многом темна и по сей день, а документальная база этого «приключения» поразительно (и подозрительно!) скупа. Но общую картину восстановить можно.
О революции в России Ленин узнал 15 марта 1917 года (все даты по новому стилю), и, как неосторожно сказала Крупская, «Ильич как-то растерялся», поскольку никакой революции на родине при своей жизни уже не ожидал, рассчитывая досиживать век в цюрихских пивных. Когда растерянность прошла, он, как и вся эмигрантская тусовка, стремительно засобирался в Россию. «Сон пропал у Ильича, – писала Крупская, – с того момента, когда пришли вести о революции». И по ночам он строил самые невероятные планы: лететь на аэроплане, пробраться с помощью контрабандистов, найти шведа, похожего на него, «но я не знаю шведского языка, поэтому швед должен быть глухонемым».
Столь бредовые варианты прорабатывались оттого, что легальные пути в Россию большевикам перекрыли. Франция и Великобритания отказали в транзите «подрывным элементам», жаждавшим поражения собственной страны. Другой вариант предполагал проезд через воюющую Германию в Швецию, откуда можно было въехать в Россию через автономную Финляндию. Только вот проезд пораженцев через Германию являлся, по сути, государственной изменой. Эмигрантов это не смущало: они спешили домой, боясь опоздать к разделу власти.
«Германский вариант» Ильич также прорабатывал, но ему было «архиважно», чтобы инициатива исходила как бы не от него. И её 19 марта 1917 года озвучил лидер меньшевиков Юлий Мартов. Незамедлительно прикрывшись «планом Мартова», Ленин тут же пишет своей любовнице Инессе Арманд: надо срочно найти тех, кто мог бы «попросить у немцев пропуска – вагон до Копенгагена для разных революционеров… Я не могу этого сделать. Я «пораженец»… Вы скажете, может быть, немцы не дадут вагона. Давайте пари держать, что дадут!»
«Уничтожить дух русской армии»
Беспроигрышное пари: как никто другой, Ильич знал, сколь выгоден был немцам десант пораженцев, забрасываемый в тылы воюющей русской армии. «Для противостояния на Западном фронте, – пишет историк Владлен Логинов, крупнейший современный исследователь Ленина, – необходима была прежде всего нейтрализация Восточного. И Германия была готова поддержать любые организации, группы, которые могли бы дестабилизировать обстановку в России». Генерал Макс Гофман, возглавлявший штаб Восточного фронта, написал в мемуарах, что «кому-то, поддерживавшему отношения с жившими в Швейцарии в ссылке русскими, пришла в голову мысль использовать некоторых из этих русских, чтобы ещё скорее уничтожить дух русской армии и отравить её ядом». «Кто-то», надо полагать, работал на германскую разведку, а «некоторые из этих русских» состояли у них на агентурной связи…
Задокументировано, как германский посланник в Копенгагене Ульрих фон Брокдорф-Ранцау пылко убеждал Берлин в целесообразности «гениального плана: прогнать дьявола при помощи чёрта», пропустив через Германию эмигрантов-ленинцев – пусть они рушат собственную страну изнутри. Со своей стороны проект активно поддержал легендарный Вальтер Николаи, руководитель отдела «III B» – военной разведки кайзеровской Германии. Каковая, как известно ныне, имела неслабые агентурные позиции среди вождей российской эмигрантской тусовки. Но как опытный конспиратор свои сомнительные связи Ильич тщательно маскировал множеством прокладок. «…Нас заподозрят, – писал он в одном из инструктивных посланий. – Надо, чтобы… беспартийные русские и патриоты – русские обратились к швейцарским министрам… с просьбой поговорить об этом с послом германского правительства в Берне…».
Соединёнными усилиями МИД Германии и кайзеровская военная разведка убедили рейхсканцлера Теобальда Бетман-Гольвега в необходимости срочно разрешить проезд через Германию группы русских эмигрантов. Как телеграфировал в ставку германского Верховного командования статс-секретарь МИДа Артур Циммерман, «так как в наших интересах, чтобы в России взяло верх влияние радикального крыла революционеров, кажется уместным разрешить им проезд».
Для прикрытия от неизбежной «клеветы» группу пораженцев-ленинцев изящно разбавили коктейлем из других эмигрантов – меньшевиков, эсеров, анархистов, бундовцев… Ленин позаботился о том, чтобы в документах было зафиксировано: проезд оплачивают сами эмигранты. Только вот денег на это у них не оказалось. Но мир не без добрых людей: деньги добыли через польско-российского социал-демократа Якуба Ганецкого, имевшего, оказывается, тесные связи с камрадами из соответствующих служб как Австро-Венгрии, так и Германии. И вскоре Ленин восторженно написал Инессе Арманд, как им здорово помогли «товарищи в Стокгольме». Но при этом Ильич основательно озаботился тем, чтобы понадёжней прикрыть и свои связи с «товарищами в Стокгольме», и германский транзит большой грудой «протоколов», завизированных подписями кучи европейских социалистов. Кипы бумаг выглядели солидно, но юридически абсолютно ничего не значили, зато должны были засвидетельствовать: Ленина чуть ли не силком волокли через Германию в Россию «служить там делу революции»! «К чему, казалось бы, вся эта «канцелярия»? – риторически вопрошает лениновед Логинов, чтобы тут же заметить, – но как все указанные документы пригодились потом». «Потом» – это когда понадобилось отрицать связи с германскими службами и ваять светлый образ неподкупного вождя.
Генерал Эрих фон Людендорф, заместитель начальника германского Полевого генерального штаба, в своих мемуарах позже откровенно признал: «Отправлением в Россию Ленина наше правительство возложило на себя особую ответственность. С военной точки зрения, его проезд через Германию имел своё оправдание: Россия должна была рухнуть в пропасть».
Ленинский заезд
В «ленинском заезде» через Германию ехало 33 человека: 29 взрослых эмигрантов и два ребёнка, швейцарский социалист Фриц Платтен, да ещё Карл Радек. Последнего, как австрийскоподданного, попросили при отъезде не светиться, и к основной группе он присоединился на ближайшей остановке, в Шаффхаузене. 9 апреля 1917 года все отъезжающие гульнули напоследок в пивной «Церингерхоф», оттуда двинулись с баулами на вокзал. В 15 часов 10 минут поезд, к которому прицепили «русский вагон», тронулся.
Вагон товарищам выделили серо-зелёный, смешанного II и III класса – наполовину мягкий, наполовину жёсткий. Три из четырёх дверей вагона были опечатаны пломбами. Первое мягкое купе отдали сопровождающим немецким офицерам германского Генерального штаба – капитану фон Планитцу и лейтенанту фон Бюрингу. Возле двери их купе мелом провели на полу пунктирную черту – границу «экстерриториальности», которую не имели права переступать ни немцы, ни русские. Отдельное мягкое купе получили Ленин с Крупской – дабы Владимир Ильич имел возможность работать. Поскольку спальных мест на всех не хватило, то для мужчин составили график очередности сна. Но Ленина это не касалось: он мог спокойно спать и «работать» в своём купе когда хотел. Временами его развлекали разговорами, а ещё «Ильич любил хоровое пение», вспоминали совагонники. Особенно ему нравилось, когда исполняли «Скажи, о чём задумался, скажи, наш атаман».
Первый таможенный досмотр «выезжанты» прошли в Тайнгене, где швейцарцы конфисковали у них излишки шоколада, превышавшие нормы вывоза. Немцы досмотр не учиняли. Кормили русских неплохо: на остановках приносили в вагон котлеты с горошком, детям – молоко. Поскольку выходить из вагона русским было запрещено, то во время стоянки во Франкфурте Платтен с помощью немецких солдат организовали доставку пива страждущим. 10 апреля поезд прибыл в Берлин, затем двинулся в Засниц. Оттуда эмигрантов на пароме доставили в Швецию. Финскую границу переехали на санях через погранпункт в Торнео, дальше снова на поезде. В 23 часа 10 минут 16 апреля состав прибыл на Финляндский вокзал.
Уголовное уложение, статья 108
Когда агентурная информация о подготовке «германского транзита» достигла России, министр иностранных дел Временного правительства Павел Милюков заявил: каждый, кто вернётся на родину через Германию, незамедлительно будет объявлен государственным преступником и предан суду. И ведь юридически действия Ленина и его «совагонников» вполне подпадали под действовавшее тогда в России Уголовное уложение: глава четвёртая «О государственной измене». Так, статья 108 гласила: «Российский подданный, виновный в способствовании или благоприятствовании неприятелю в его военных или иных враждебных против России действиях, наказывается: срочною каторгою…». Если же «такое способствование или благоприятствование оказало существенное содействие неприятелю», наказание грозило более строгое: «каторгою без срока». «Шпионство» и вовсе каралось смертной казнью. А статья 111 Уголовного уложения расценивала как преступление сам факт вступления в соглашение с правительством или агентом иностранного государства. Но, увы, к моменту прибытия в Питер группы из «пломбированного вагона», хаос в России достиг такой степени, что ни о какой отдаче под суд за измену уже и речи не шло. И воюющая страна встретила своих будущих могильщиков с оркестром.
