Вотчина князь Дмитрея княж Михайлова сына Голицына

 

 

Князья Голицыны обрели Архангельское благодаря женитьбе князя Дмитрия Михайловича Голицына на Анне Яковлевне Одоевской, наследнице прежних владельцев. Первое упоминание села как их вотчины относится к 1703 году, но как долго к этому времени оно им принадлежало, неизвестно. Последний владелец Архангельского из рода Одоевских, князь Яков Никитич, не имел мужского потомства. Он отдал село М.Я.Черкасскому в приданое за своей дочерью Марфой Яковлевной. После ее смерти в 1699 году согласно тогдашним законам имение могло быть возвращено в род Одоевских и оказалось в собственности родной сестры Марфы Черкасской, Анны Яковлевны и ее мужа, Дмитрия Михайловича Голицына. Таким образом, в интервале между 1699 и 1703 годами Архангельское перешло к Голицыным и оставалось у них вплоть до 1810 года.

Своеобразие истории Архангельского первой половины XVIII века состояло в том, что в те времена оно не было приютом «благородной праздности» и идиллической «тишины». Бурные события политической жизни петровской и послепетровской России, в которых хозяин имения играл далеко не последнюю роль, не раз круто изменялили судьбу и его самого и его усадьбы. Архангельское пережило период расцвета и годы упадка, было конфисковано в казну и опять вернулось к прежним владельцам.

Князь Дмитрий Михайлович Голицын (3 июня 1665–14 апреля 1737), первый владелец Архангельского происходил из рода потомков Гедимина, старший сын боярина Михаила Андреевича Голицына от брака с Прасковьей Никитичной Кафтыревой. Он начал службу комнатным стольником при царе Петре Алексеевиче. В 1697 году его и еще 38 молодых русских аристократов Петр I отправил в Италию для обучения навигационной науке. Местом их учебы стал город Перасто в Далмации, который тогда находился под властью Венецианской республики. В наставники им определили хорвата Марка Мартиновича. Пользуясь близостью Венеции, русские стольники часто там бывали1.

Как и большинство деятелей петровского царствования, Д.М.Голицын выступал в разных качествах: дипломата, гражданского и военного администратора, финансиста, царского советника. По возвращении из Италии он выполнял ряд дипломатических поручений в Константинополе, Польше и Саксонии. Россия тогда вступила в общеевропейскую Северную войну, и его поставили во главе военного корпуса, посланного царем Петром в помощь своему союзнику — польскому королю и саксонскому курфюрсту Августу II Сильному. Голицыну были даны огромные полномочия: заверенные его подписью и печатью финансовые документы должны были приниматься в русских портах и таможнях наравне с деньгами. Но Россия была далеко, а союзники не позаботились о приеме русских войск. Положение корпуса было крайне тяжелым. Д.М. Голицын постоянно докладывал царю о нехватке продовольствия, фуража и денег. Его собственное здоровье пошатнулось. В 1705 году в Дрездене у него обнаружилась эпилепсия, и он лечился у тамошних врачей2.

С перемещением военных действий на Украину в 1707 году Д.М.Голицын был назначен киевским воеводой (после учреждения губерний — киевским губернатором). Ему приходилось решать не только административные, но и военно-политические задачи: готовить припасы для армии, строить крепости, воевать с приверженцами гетмана Мазепы, подавлять бунт Кондратия Булавина (восстание распространилось и на подведомственные ему территории). Голицыну было поручено проследить за маршрутом шведского короля Карла XII после бегства его из-под Полтавы и при удобном случае захватить его, но королю удалось укрыться в Турции.

Киев тогда был одним из крупнейших центров богословия и книгопечатания. Д.М.Голицын покровительствовал ученому духовенству и студентам-переводчикам из Киевской духовной академии. Экземпляр каждой новой книги, изданной в типографии Лавры, традиционно подносился в дар губернатору. Здесь же можно было приобрести древние рукописи и издания славянских первопечатников. В Киеве было положено начало знаменитой библиотеке Д.М. Голицына, самому ценному ее разделу — древнерусскому.

С 1718 по 1722 год Д.М.Голицын возглавлял Камер-коллегию, которая ведала государственными доходами. Под его руководством проходила первая ревизия (перепись податного населения)3. В эти годы он стал тайным советником и сенатором, был пожалован орденом Св. Александра Невского.

Зенит карьеры Д.М.Голицына приходится на царствования Екатерины I и Петра II. В 1725 году он получает чин действительного тайного советника и орден Св. Андрея Первозванного. Показательно, что за все короткое царствование жены Петра Великого этой награды удостоены только двое российских вельможи — Д.М.Голицын и А.И.Остерман.

В исторических трудах Дмитрия Михайловича Голицына часто именуют «Верховником» по самому известному делу его жизни — участию в Верховном тайном совете, созданном после смерти Петра I. В 1730 году Совет попытался ограничить самодержавие своеобразной аристократической конституцией (этот документ, авторство которого не установлено, назывался «Форма правления»), а также печально знаменитыми «Кондициями». Они в обмен на корону были представлены на подпись племяннице царя Петра, вдовствующей герцогине Курляндской Анне Иоанновне. Как известно, «Верховников» ждало жестокое поражение: Анна приняла условия Верховного Тайного Совета в Митаве, но в Москве, собрав достаточное количество своих приверженцев, «разодрала» текст «Кондиций».

Не в интересах новой императрицы было придавать огласке истинные причины ее разрыва с «Верховниками». Это привлекло бы всеобщее внимание к их конституционному проекту. Поначалу наказали лишь князей Долгоруких, а на Голицыных новая императрица затаила гнев. До времени ни Дмитрий Михайлович, ни его родня не подвергались прямым репрессиям, но их все больше отстраняли от реального государственного управления. Тайный совет был распущен, его место занял Кабинет министров, где ни одному из них места не нашлось. За Д.М.Голицыным осталось звание старейшего сенатора, но оно теперь немного стоило. Кабинет отодвинул Сенат на второй план, князь перестал ходить на его заседания, ссылаясь на болезнь, да и действительно был тяжело болен подагрой. Наконец, в 1736 году разразилась катастрофа. По заурядному имущественному спору Голицыных с князьями Кантемирами было начато дело, которое вскоре раздули до невероятных размеров. В ходе следствия в библиотеке князя нашли запрещенные книги Макиавелли и Бокалини. Д.М.Голицын был обвинен в уклонении от службы и одновременно в злоупотреблении служебным положением, оскорблении величества и даже богохульстве. Его приговорили к смертной казни, замененной заключением в Шлиссельбургскую крепость. Сын «Верховника» Алексей Дмитриевич был сослан в Кизляр низшим офицером. Пострадал и его племянник, Петр Михайлович Голицын.

9 января 1737 года был издан необыкновенно пространный печатный манифест по делу Голицыных, в котором перечислялись все их «вины» перед императрицей. Разумеется, в нем ни слова не говорилось о главной и единственной реальной вине — попытке ограничить власть императрицы. Но как ни старалось правительство Анны Иоанновны отвести внимание своих подданных и иностранцев от реальных причин гонения на князя, многословные тирады официального обвинения никого не обманули. Все понимали, что он пострадал за свои политические взгляды4.

Все движимое и недвижимое имущество трех князей Голицыных было отписано в казну. Было конфисковано и село Архангельское, а также богатейшая библиотека «Верховника». Д.М.Голицын умер в заточении. Похоронили его там же, в крепости. На надгробной плите еще в начале XIX века можно было прочесть: «На сем месте погребено тело князя Дмитрея Михайловича Голицына, в лето от рождества Христова 1737 месяца апрелиа 14 дня, в четверток светлыя недели, поживе от рождения своего 74 года*, представился»5. Однако во всех генеалогиях Голицыных XVIII столетия указывается тот же день, но 1738 год6. Надпись на плите заслуживает большего доверия, да и страстной четверг приходился на 14 апреля именно в 1737 году.

Собственно, о личности Д.М.Голицына мы знаем очень мало. Чрезвычайно скудные свидетельства мемуаристов — либо поверхностные и пристрастные (герцог де Лириа и другие иностранные резиденты), либо слишком поздние, рассказанные с чужих слов (воспоминания Н.С.Голицына, записанные в середине XIX века Е.Серчевским) — не позволяют создать его достоверного психологического портрета. Ближайшие родственники «верховника» были так напуганы террором 1730-х годов, что еще долго в личной переписке обходили его имя молчанием.

Не только психологического портрета «Верховника» нет в нашем распоряжении, но даже его физический облик с трудом вырисовывается в зеркале истории. В научно-популярных изданиях последних лет мелькают изображения Дмитрия Михайловича Голицына, но это не тот Голицын7. Иконографические огрехи современных авторов не случайны. И в публикациях XIX века не часто встретишь изображение главного идеолога Верховного тайного совета. Всего несколько репродукций с портрета «Верховника» одного и того же иконографического типа попали в печать8. Что касается подлинников, то здесь дело обстояло еще хуже. Ни в одном центральном музее не нашлось ни одного его портрета. На этом фоне весьма плодотворным оказалось обращение к фондам подмосковных музеев. В музее «Дмитровский кремль», куда поступила живописная галерея из усадьбы Ольгово, оказался портрет неизвестного, который обнаружил явное иконографическое сходство с указанными выше дореволюционными публикациями. Ольговская галерея создавалась во второй половине XVIII века, портрет написан, скорее всего, крепостным художником. Сравнение с дмитровским портретом позволяет предположить, что то же самое лицо изображено на еще одном портрете из Зарайского музея. Он происходит из дома племянника «Верховника» — вице-канцлера Александра Михайловича Голицына. Иконографический тип этого портрета не имеет аналогий в дореволюционных изданиях.

Арест и смерть в крепости Д.М.Голицына подвели черту под первым периодом в истории голицынского Архангельского, от которого остились лишь данные 1-й ревизии. Но они касаются только податного населения вотчины. В 1720-х годах «вотчины ближняго стольника и камер коллегии президента князь Дмитрея княж Михайлова сына Голицына в селе Архангельском» всего 9 дворовых, из них двое в преклонном возрасте, один двадцатилетний, остальные — дети и подростки. Все крестьяне записаны по соседней деревне Захарковой, их 69 человек в окладе и 8 неокладных9. Малолюдство дворни вполне объяснимо — Дмитрий Михайлович в эти годы постоянно живет в Петербурге.

После смерти Екатерины I Д.М.Голицын переселился в Москву, куда переехал молодой император Петр II, весь двор и государственные учреждения. Фактически, на короткое время — с 1727 до 1732 год — столица вновь оказалась в Москве. Здесь у князя было два двора (на Сретенке в приходе Введенской церкви и в Головленкове переулке в приходе церкви Троицы в Сыромятниках) и две подмосковные — Архангельское на Москве-реке и Богородское на Пахре (последнее также досталось ему от Одоевских в 1684 году в качестве приданого жены). После коронации Анны Иоанновны правительство вернулось в Петербург, а с ним в нелюбимую северную столицу отправился и полуопальный вельможа. Вскоре он замыкается в своем петербургском доме на Васильевском острове, его считают умершим для света, как бы заживо погребенным. В конце концов «Верховника» арестовывают.

Суд над Д.М.Голицыным и последующая конфискация его имений лишили нас сведений об Архангельском на этот период. Во время судебного процесса княжескими слугами были сожжены документы вотчинного архива — «деревенские письма», то есть переписка с приказчиками. Если бы они уцелели, мы больше бы знали о внутренней жизни имения в 1720–1730-е годы. Но конфискация порождала и дополнительный пласт информации. При отписке в казну составлялись подробнейшие описи всех домов и усадеб. Конфискационной описи Архангельского не найдено, известно только, что для ее составления в подмосковную князя был направлен подпоручик Измайловского полка Циммерман10. В 1738 году усадьбу детальным образом описало дворцовое ведомство, возможно, опираясь и на материалы конфискации. Эта опись до сих пор была известна только со слов историка И.Е.Забелина, который пересказал и частично процитировал ее в своей статье «Оранжереи и сады подмосковных вотчин кн. Дмитрия Михайловича Голицына в 1737 г.»11. Забелин взял документ из фонда Дворцовой канцелярии и обратно не вернул, он так и остался храниться в его личном архиве12.

Статья Забелина долгое время была единственным источником сведений не только о садово-парковом хозяйстве Архангельского первой половины XVIII века, но и об усадьбе того времени вообще. Между тем историк допустил в своем пересказе ряд неточностей, поэтому лучше обратиться к самому документу.

Согласно описи, в селе Архангельском «бывшего князя Голицына» имеется церковь Архангела Михаила с приделами Усекновения главы Иоанна Предтечи и Николая Чудотворца, два жилых комплекса, два сада и две оранжереи. Описание начинается с церкви. В ее убранстве обращают на себя внимание несколько икон, обозначенных как «штилистовые» (то есть шестилистовые) часть из них — чеканные, часть — «писаны на красках». Материал не указан, но видимо, речь идет о медных или свинцовых иконах. При дороговизне цветных металлов в начале XVIII века такие иконы представляли немалую ценность и были крайне редки. Иконы эти и в самой церкви и в приделах находились не в иконостасах, а висели по стенам. При главном престоле — 12 таких икон, в приделах — по 9.

Металлические иконы, судя по всему, голицынского времени. Об этом можно догадаться по изображенным на них святым. Образ Иоакима и Анны, упомянутый среди «штилистовых» икон главной церкви, видимо, связан с женой Д.М.Голицына Анной Яковлевной Одоевской, чеканная икона трех святителей Московских: Петра, Алексея, Ионы и образ Алексея Митрополита — с его младшим сыном Алексеем Дмитриевичем. В приделе Усекновения главы Иоанна Предтечи среди прочих указаны образы великомученицы Агриппины и Сергия Чудотворца, небесных покровителей жены Алексея Дмитриевича Голицына Аграфены Васильевны и старшего сына «Верховника» Сергея.

Несомненно, патрональным был и иконостас придела Николая Чудотворца: здесь имелись образы благоверного Дмитрия и Алексея Митрополита Московского и еще один образ Алексея Митрополита среди «штилистовых», расположенных по стенам.

Церковные ткани и священнические облачения (несколько комплектов) — парчовые, атласные, камчатые, китайчатые, тафтяные. «При оной же церкви, — сказано в конце описания, — три колокола. Один весом пять пуд тритцать фунтов, другой два пуда дватцать два фунта, третей дватцать пять фунтов».

Непосредственно вслед за церковью описаны старые хоромы, видимо, еще времени Одоевских. Можно предположить, что они и находились рядом с церковью. Многие части этого строения отмечены как ветхие, некоторые окна разбиты, мебели немного, часть ее тоже ветхая или изломанная. Трудно поверить, что в этих хоромах мог жить вельможа. Между прочим, в амбаре стоит «коляска садовая малая о дву колесах, колеса кованы, в ней обито трипом красным, подушка триповая красная шита золотом, попона суконная красная» и к ней два ветхих колесных стана. Эта коляска — почти единственное вещественное свидетельство пребывания в усадьбе хозяина. По богатству своего убранства она не может принадлежать никому другому. В ней барин объезжал свой сад.

«При том же дворе две аранжереи», — гласит далее опись. В одной из них лежат разные садовые инструменты и 150 пустых глиняных горшков. В оранжереях 36 окон, три печи и восемь дверей. Одна оранжерея крыта тесом, другая гонтом, «и в тех ранжереях зимуют всякия заморския деревья и травы». При оранжереях находился «малый огородец» с грядками душистых трав и цветов и сад размером 61 на 52 сажени, огороженный наполовину забором, наполовину плетнем, с плодовыми и декоративными деревьями и цветами. В саду стояли две колоды с пчелами, а «посреди того саду деревянной резной статуй»13.

Далее «в том же селе» описан еще один комплекс хозяйственных построек. Это скотный двор и рядом жилые помещения (видимо, для скотников), конюшня и ткацкая светлица с пятью станами: один скатертный, другой «переборной свинцом», третий «подноженной», четвертый полотняный и «пятой скатертной же простой без струменту». Здесь же две ветряные мельницы — пильная «с надлежащими припасы и инструменты» и «крупеная ветхая ис которой перенесены инструмент в прошедшем 737 году в сентябре месяце в том же селе Архангелском на воденую мелницу», гумно, овин солодовый, солодовня, молотильный амбар и пивоварня.

Новый дом помещика с регулярным садом описан отдельно: «В том же селе вновь построены хоромы из брущатого сосноваго лесу. В них тринатцать покоев, в том числе посреди их сало и во оном сале под комель зделан фундамент кирпишной». Вслед за домом описана водяная мельница на речке Горятенке «о дву поставах хлебная с надлежащим инструментом… которым делаетца яшная крупа».

Хотя в описи точно не сказано, в какой части усадьбы находится новый дом, по более поздним документам известно, что он был построен Д.М.Голицыным примерно на том месте, где потом его внук возвел большой дворец.

Напротив нового дома в 1738 году уже был разбит сад размером 190 на 150 саженей с перспективными дорогами, обсаженными кленом, липой и штамбовым деревом, и двумя партерами («около дву партир обсажено балбарисом»). Начата постройка садовой ограды: «Круг того саду поставлены столбы и зачато городить решеткою ис пильных брусков пятьдесят три звена, пильными ж досками семьдесят два звена»14.

К моменту конфискации усадьба в Архангельском не была достроена, шло ее становление. Привычный образ подмосковной, в которой «книгохранилище, кумиры, и картины, и стройные сады» призваны украшать досуг отошедшего от дел вельможи, — это из другой эпохи, куда менее суровой. Возможно, Д.М.Голицын, как человек передовой, сумел бы устроить свою вынужденную праздность в соответствии с идеалом века Разума. Возможно, его усадьба могла бы стать образцом раннего усадебного строительства, но разразившаяся под занавес аннинского царствования катастрофа унесла с собой такие надежды.

Таким образом, именно при Д.М. Голицыне в общих чертах сложилась та планировка усадебного ансамбля, которая дошла до наших дней и которой Архангельское во многом обязано своим неповторимым обликом. В соответствии со вкусами нового времени «Верховник» перенес центр усадьбы на высокое, доминирующее место. От него шел плавный спуск к реке, заканчивающийся небольшим обрывом, а за ней простирались зеленые дали лугов Лохина-острова, напоминающие бескрайнее море. Внуку «Верховника» предстояло архитектурно оформить и завершить этот прекрасно угаданный пространственный образ.

Конфискация в целом отрицательно сказалась на усадебном хозяйстве. Из Архангельского были вывезены и розданы другим владельцам почти все квалифицированные слуги, в частности садовники. Главному садовнику Федору Тяжелову предписали «быть в доме действительного тайного советника… Андрея Ивановича Остермана», садовнику Савве Половневу — в доме С.А.Салтыкова15. Попав на короткое время в дворцовое ведомство, Архангельское было приписано к селу Троице-Голенищеву и должно было выполнять некоторые специфические функции дворцовой вотчины. Так, в январе 1738 года Дворцовая канцелярия приказала конвоировать от Белгорода пленных турок и татар «и тем пленным отвесть квартиры в отписном из-за князя Дмитрея Голицына Московского уезду в селе Архангелском и быть им под тем же конвоем до указа». 36 пленных и 34 человека конвоя были размещены в деревне Раздоры, так что саму усадьбу это, видимо, не затронуло, но от привлечения к караульной службе, по словам управителя Козьмы Байкова, «имеет быть тем дворцовым крестьянам великая тягость»16.

Четыре года Архангельское было в дворцовом ведомстве, пока в 1741 году, с переменой политической конъюнктуры, оно не вернулось к младшему сыну «Верховника» князю Алексею Дмитриевичу Голицыну.

Важнейшей частью имущества, конфискованного у Д.М.Голицына, была его библиотека. Известный историк, современник и политический оппонент «Верховника» В.Н.Татищев называл ее «лучшей русской библиотекой». При создании своей «Истории Российской» он ею пользовался и хорошо знал ее. Здесь были редчайшие списки русских летописей и судебников, издания первопечатников, документы по внешней политике России, собственноручные письма царей из фамильного архива Голицыных и их родственников. Чрезвычайно богатым было собрание книг XVI — начала XVIII века на иностранных языках, особенно на французском. Библиотека имела четко выраженную гуманитарную направленность: преобладали книги по истории, политике и юриспруденции. Она была не модным предметом обстановки, не причудой праздного коллекционера, а лабораторией действующего политика. Кстати говоря, библиотека Д.М.Голицына может служить куда более беспристрастным свидетельством его политических взглядов, чем случайные реплики иностранных послов. Как уже было сказано, большую часть ее составляли книги на французском языке, а среди них особенно богато были представлены произведения об эпохе Ришелье17. Между тем ни сам «Верховник», ни его старший сын-дипломат во Франции не жили. Это был выбор по идейному, а не локальному принципу. Судя по всему, министерство Ришелье было политическим идеалом для Д.М.Голицына.

Нет никаких данных о пребывании библиотеки в первой половине XVIII века в Архангельском, но поскольку во второй половине века она там оказалась и на книги был наклеен экслибрис «Ex Bibliotheca Arcangelina», ее часто именуют «Архангельской библиотекой Д.М. Голицына»18. Это название появилось стихийно, как соединение двух содержательно почти равных, но разновременных реалий: коллекции книг «Верховника» и архангельской библиотеки его внука, в которую эта коллекция вошла. Забелин, не имея никаких указаний на то в описи 1738 года, домыслил наличие библиотеки в подмосковной князя (историк, не определившись до конца, указывает и на Архангельское, и на Богородское). Так появился весьма живучий миф о пребывании в Архангельском знаменитого собрания Д.М.Голицына еще при жизни «Верховника».

Библиотека Д.М. Голицына являлась крупнейшим книжным собранием тогдашней России. Впрочем, об ее размерах на 1737 год теперь можно только догадываться. Сам Д.М. Голицын во время допросов не смог вспомнить точное число своих книг; в правительственном указе московскому губернатору их предполагалось около шести тысяч19; при составлении описи не было обнаружено и половины этого количества. Такая разноголосица данных питает версию о расхищении библиотеки при конфискации, которая не доказана и не опровергнута до сих пор. Вот свидетельство того же Татищева: «У сего весьма любопытного министра многое число таких древних книг собрано было, ис которых при описке растасчено, да и после я по описи многих не нашел и уведал, что лучшие герцог Курлянский и другие расхитили»20. Как видим, историк выделяет два этапа расхищения библиотеки: при составлении описи и после того, как библиотека была описана и поступила в распоряжение казны.

Если имело место расхищение библиотеки еще на стадии описания, то мы уже никогда не узнаем первоначального количества составляющих ее книг и того, насколько нереальной была цифра, названная в правительственном указе: шесть тысяч. Не все осталось в целости и из того, что доехало до Петербурга.

Конечным пунктом, где были собраны книги «Верховника», не разошедшиеся по разным учреждениям, был Петропавловский собор. В 1740 году здесь оказалось 1915 иностранных и 281 русская книга. После снятия опалы с Голицыных наследник Дмитрия Михайловича вернул себе именно эту часть библиотеки, да еще 8 церковных книг из канцелярии Синода (о возвращении других книг неизвестно). Это почти на 200 единиц меньше того, что было привезено в Петербург весной 1739 года (2393 тома). Особенно сильно заметно сокращение числа русских книг: оно не покрывает не только их общего количества, но и значительно меньше одних только гражданских изданий и рукописей. Таким образом, собрание Д.М.Голицына и в Петербурге сократилось сравнительно с тем, что было внесено московскими чиновниками в описи.

При оценке размеров и характера Голицынской библиотеки нужно учитывать, что часть книг находилась у сына «Верховника», Сергея, и не была в конфискации.

Старший сын Д.М.Голицына, Сергей Дмитриевич Голицын (10 июня 1696 –1 июля 1738) большую часть своей жизни провел за границей. С десятилетнего возраста он обучался в Европе, овладел несколькими европейскими языками (греческим, латынью, немецким, голландским, английским, французским, испанским, итальянским). Есть известие об его пребывании в 1710 году в Вольфенбютеле, где тогда находилась одна из крупнейших европейских библиотек.

В конце петровского царствования Сергей Дмитриевич был назначен чрезвычайным послом в Испании. Свои соображения по поводу перспектив развития российской торговли в Европе он изложил в сочинении «Ведение о торговле Российской, в Мадрите 1 сентября 1724»21. Это вполне оригинальное исследование с обильными ссылками на русские и иностранные исторические источники и законодательные акты.

Как и у других представителей рода Голицыных, пик карьерных успехов Сергея Дмитриевича пришелся на царствование Петра II. В это время он произведен в камергеры, кавалеры ордена Св. Александра Невского, тайные советники. При Анне Иоанновне его отзывают из Европы (он тогда был послом в Берлине), сначала назначают президентом Камер-коллегии, потом отправляют в Персию.

С.Д.Голицын был человеком весьма образованным и энергичным. Ранняя смерть и неблагоприятная политическая ситуация 1730-х годов помешали в полной мере раскрыться его дарованиям. Из того немногого, что о нем известно, можно заключить, что он в полной мере унаследовал широту умственных интересов своего отца. Сергея Дмитриевича по праву можно назвать одним из создателей знаменитой библиотеки «Верховника». Его дипломатическая служба была главным источником пополнения отцовского собрания зарубежными изданиями. В 1722 году С.Д.Голицыным была составлена первая опись иностранных книг голицынской коллекции «Catalogo bibliotheca Golitzina»22.

Как и отец, Сергей Дмитриевич не принадлежал к разряду коллекционеров, для которых собрание остается мертвым капиталом. На материале фамильной коллекции русских летописей и хронографов он начал писать сочинение по древнерусской истории23. Хронологически оно охватывает период с первых веков новой эры (описываются народы, населявшие Восточную Европу накануне образования империи Рюриковичей) до распада Киевской Руси. Далее следует небольшой сюжет из времен Ивана Грозного (присоединение Сибири). К сожалению, сочинение осталось в черновике, но даже этот набросок показывает недилетантский подход Голицына к историческому исследованию. Он следует татищевскому принципу систематизации материала: наряду с текстом основной летописи оставляет место для примечаний, дополнительных известий из других источников.

В конце аннинского царствования, когда остальных Голицыных постигла жестокая опала, Сергея Дмитриевича тоже сочли нужным удалить из столицы и в 1736 году назначили губернатором в Казань. По соседству, в Самаре, жил В.Н.Татищев, который возглавлял Оренбургскую канцелярию. Он навещал казанского губернатора и получил «от любомудрого и хвалы достойного» князя ряд редких исторических документов из его личного собрания. В свою очередь, Татищев давал Голицыну для копирования старинные летописи, которые обнаружил в ходе своих экспедиций по Уралу. До лучших времен С.Д. Голицын не дожил. 1 июля 1738 года во время охоты в окрестностях Казани он был убит ударом молнии. Его брак с Прасковьей Ивановной Нарышкиной (?–1723) остался бездетным, вторично он женат не был. Единственный известный на настоящее время портрет С.Д.Голицына хранится в музее «Зарайский кремль». Имущество С.Д.Голицына, в том числе и часть голицынской библиотеки, перешло к его сестре — Анастасии Дмитриевне, в замужестве княгине Кантемир.

Младший сын «Верховника» Алексей Дмитриевич Голицын (15/16 августа 1697 –29/30 января 1768) начал службу камергером невесты Петра II, княжны М.А.Меншиковой. В 1728 году он был назначен флигель-адьютантом к своему дяде, фельдмаршалу князю М.М.Голицыну, вскоре получил чин действительного статского советника. Анна Иоанновна в начале своего царствования сделала его судьей Московского судного приказа — должность незавидная, в стороне от столицы и двора. В 1737 году А.Д.Голицын пострадал одновременно со своим отцом. Высший суд обвинил его в злоупотреблении служебным положением. По именному указу от 9 января 1737 года А.Д. Голицын был лишен чинов, имений и под караулом отправлен прапорщиком в Кизляр.

Первый брак А.Д.Голицына с княжной Ириной Андреевной Хилковой был непродолжителен и бездетен. С 1726 года он был женат на Аграфене Васильевне Салтыковой (1709–1762), дочери генерал-аншефа Василия Федоровича Салтыкова, родственника императрицы Анны. Салтыков был членом Высшего суда над Голицыными и подписал смертный приговор «Верховнику». По свидетельству современника, зятя своего он ненавидел24. Ему удалось спасти от конфискации имения дочери, а ей самой был предоставлен выбор: следовать за мужем в ссылку, или остаться (она последовала за мужем).

Правительница Анна Леопольдовна в 1741 году возвратила А.Д.Голицына из ссылки, восстановила его в чине действительного статского советника и сделала сенатором. 3 октября 1741 года Голицыну были возвращены собственные его имения, пока еще без отцовских.

Свержение малолетнего императора Иоанна Антоновича и регентши Анны Леопольдовны спутало все карты. Новоиспеченные сенаторы ждали репрессий за свое невольное участие в делах прежнего правительства. У Голицыных было и еще одно основание опасаться мести новой государыни Елизаветы Петровны: когда-то именно они при выборе кандидатуры на трон предпочли дочери Петра Великого Курляндскую герцогиню. Вопреки ожиданиям недругов Алексея Дмитриевича князь сразу же был обласкан новой властью. Елизавета Петровна подтвердила его сенаторское звание. А 9 января 1742 года, ровно через пять лет после аннинского приговора, она своим указом возвратила А.Д.Голицыну приписанное к дворцу движимое и недвижимое имение его родителей и брата Сергея.

В елизаветинское царствование А.Д.Голицын достиг чина действительного тайного советника, стал кавалером ордена Св. Александра Невского. Он занимался обычными сенатскими делами, участвовал в разных комиссиях: о делах с башкирами, об образовании Московского университета и др.

Переход в новую — екатерининскую — эпоху прошел для Алексея Дмитриевича также безболезненно. Он был в числе сенаторов, сопровождавших Екатерину II в Москву на коронацию, и получил орден Св. Андрея Первозванного. Когда коронационные торжества кончились, Алексей Дмитриевич в Петербург не вернулся, а по своему прошению был уволен от всех дел и поселился в старой столице. Последние годы он почти полностью посвятил воспитанию своего долгожданного сына Николая, родившегося, когда отцу был уже шестой десяток.

Несмотря на унаследованные от отца и брата имения, А.Д.Голицын не жил на широкую ногу. Он был прижимист, «крепок на деньги», как выразился его двоюродный брат вице-канцлер А.М.Голицын. Доходы князя были невысоки по причине очень низкого оброка, которым он облагал своих крестьян. Для них это был настоящий «золотой век». Кроме того, он содержал в своих подмосковных имениях около 35 человек богадельников — старых и больных крестьян и дворовых25.

А.Д.Голицын не имел таких широких интеллектуальных интересов, как отец и старший брат, не получил сколько-нибудь основательного образования, но, с точки зрения человеческих качеств и служебной честности, был образцом для современников. Скончался он в Москве и был похоронен в родовой усыпальнице Голицыных — Богоявленском монастыре. На его могиле по заказу сына Николая было установлено надгробие работы Ж.-А. Гудона с аллегорической фигурой правосудия.

Мы мало что знаем о строительстве в Архангельском при Алексее Дмитриевиче. Как человек бережливый, он позаботился, чтобы все конфискованное имущество было возвращено на место. Но занятый по службе, он не мог постоянно следить за порядком в усадьбе. До нас дошло уникальное свидетельство очевидца о состоянии барского дома в Архангельском в начале 1740-х годов. Близкий ко двору Елизаветы профессор Я.Штелин в своем сочинении «Известия о художествах в России» передает рассказ графа М.И.Воронцова. В 1744 году тот сопровождал императрицу в Ново-Иерусалимский монастырь и, узнав, что по дороге находится «необычайно красивое поместье, которое прежде принадлежало сосланному императрицей Анной сенатору и так называемому российскому Макиавелли князю Дмитрию Голицыну», заехал туда. Он увидел «среди прочего целую комнату, полную превосходных итальянских и брабантских картин, которые, однако, находились в таком плохом состоянии, что некоторые из самых больших и дорогих картин висели частью покрытые плесенью, частью продырявленные, другие лежали сваленными в кучу»26.

Со времени возвращения Архангельского наследнику «Верховника» прошло два года, но мы видим, что хозяин не очень заботится о художественных ценностях усадьбы.

Между тем хозяйственная жизнь в усадьбе не замерла. Пойменные земли по берегам Москвы-реки традиционно использовались как пастбища. Все владельцы, в том числе и Голицыны, разводили здесь лошадей. Еще одним традиционным промыслом для обитателей москворецких берегов были лесопилки. По Москве-реке из можайских лесов сплавляли лес, его пилили и на собственные нужды и на продажу.

В 1763 году Архангельское было описано чиновниками, проводившими «Генеральное межевание» — тотальную опись всех земельных владений по стране. В «экономических примечаниях» к межевому плану сказано: «Село на левом берегу Москвы реки, церковь каменная Архангела Михаила. Господский дом на каменном фундаменте деревянный, при нем сад регулярный с плодовитыми деревьями. Фабрика полотняная, завод конской, в нем лошади немецкие и неаполитанские. Два озера: аскоевское и общее, в них разная мелкая рыба. На речке Гортанке пильная мельница об двух рамах»27.

Скудные сведения о жизни голицынских имений в этот период в некоторой степени восполняют исторические воспоминания. Память о «золотом веке» при старых князьях Д.М. и А.Д. Голицыных надолго осталась в крестьянской среде.

Но истинный «золотой век» самого Архангельского был впереди. Превращение усадьбы в роскошный дворцово-парковый ансамбль — дело рук сына Алексея Дмитриевича Голицына — Николая. Как мы уже знаем произошло это уже в других исторических и культурных условиях.

 

 

Примечания

 

 

¹ Жизнь русских стольников в Перасто подробно описана в книге: Шереметев П. Владимир Петрович Шереметев (1668–1737). М., 1913.

² Письма и бумаги Петра Великого. Т. 4. С.216.

³ См.: Анисимов Е.В. Материалы комиссии Д.М.Голицына о подати (1727–1730) // Исторические записки. Т.91. М., 1973.

⁴ Переписка посланников Саксонского двора в России // Сборник Русского Исторического общества. Т.20. СПб., 1877.

⁵ Корсаков Д.А. Суд над князем Д.М.Голицыным // Из жизни русских деятелей XVIII века. Казань, 1891. С.261.

⁶ РГАДА. Ф. 1263. Оп.1. Д.97. «Maison de Galitsin». Л.14-14об.; РГБ ОР. Ф.64. К.1. Ед.хр.1. «Радасловная князей Голицыных». Л.41об.

⁷ Так, в книге А. Кузьмина «Татищев» (серия «ЖЗЛ») вместо портрета «Верховника» фигурирует гравюра с портрета его племянника и тройного тезки, русского дипломата второй половины XVIII в., посланника в Париже и Вене. Эта гравюра перекочевала и в вышедшую недавно в этой же серии книгу Е.В. Анисимова «Анна Иоанновна».

⁸ В книге «Петр I Великий и его деятели» (СПб., 1872) на с. 28; в статье Д.А. Корсакова «Суд над князем Д.М. Голицыным (1736–1737)», помещенной в октябрьском выпуске журнала «Древняя и новая Россия» за 1879 г., между страницами 32 и 33. Тот же иконографический тип — в книге А.Н. Филиппова «Правительствующий Сенат при Петре Великом и его ближайших преемниках. 1711–1741 гг.» (СПб., 1911).

⁹ РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Ч. 1. Д. 1818. Л. 578-580об.

¹⁰ РГАДА. Ф.248. Оп.12. Кн.671. Л. 76-77.

¹¹ Забелин И.Е. Опыты изучения русских древностей и истории. Т.2. М., 1873.

¹² ГИМ ОПИ. Ф. 440 (Забелин). Оп. 1. Д. 574. Л. 98-107.

¹³ ГИМ ОПИ. Ф. 440. Оп.1. Д. 574. Л. 100-101об.

¹⁴ Там же. Л. 104-107.

¹⁵ Там же. Л. 121-121об.

¹⁶ РГАДА. Ф.1239. Оп.3. Д.30564. Л.3об.

¹⁷ См.: Пореш В.Ю. Князь Д.М.Голицын и французские книги его библиотеки // Книгопечатание и книжные собрания в России до середины XIX в. Л., 1979.

¹⁸ См.: Градова Б.А., Клосс Б.М., Корецкий В.И. К истории Архангельской библиотеки Д.М. Голицына // Археографический ежегодник за 1978 год. М., 1979; Они же: О рукописях библиотеки Д.М. Голицына в Архангельском // Археографический ежегодник за 1979 год. М., 1980; Клосс Б.М., Корецкий В.И. Рукописи из библиотеки князей Голицыных в собраниях ГБЛ // ГБЛ. Отдел рукописей. Записки. Вып. 44. М., 1983.

¹⁹ РГАДА. Ф.6. Д.189. Ч.1. Л.40.

²⁰ Татищев В.Н. История Российская. М.; Л., 1962. Т.1. С.124.

²¹ ГПБ ОР. Q. II.7.

²² РГБ ОР. Ф. 64. Оп. 2. К. 80. №10.

²³ РГБ ОР. Ф. 304/II. №21.

²⁴ Шаховской Я.П. Записки // Империя после Петра. 1725–1765. М., 1998.

²⁵ См.: Крючкова М.А. Память о старых князьях Голицыных в крестьянской среде // Хозяева и гости усадьбы Большие Вяземы. Материалы XIII Голицынских чтений. Большие Вяземы, 2006.

²⁶ Штелин Я. Записки Якоба Штелина об изящных искусствах в России. М., 1990. С.368.

²⁷ РГАДА. Ф. 1355. Д. 761. Л. 29-29об.