Осенью 1905 г. советы российских университетов, воспользовавшись автономией, предоставленной 27 августа 1905 г. Высочайшим указом о временных правилах по управлению университетами, приняли решение об отмене процентных норм в отношении лиц иудейского вероисповедания и о допуске к занятиям женщин. Несмотря на то, что система университетского образования в России во второй половине XIX— начале XX вв. являлась важнейшим рычагом государственного регулирования сословного, религиозного, национального и полового состава интеллигенции, события Первой российской революции временно парализовали бюрократический аппарат и дали возможность профессорским коллегиям осуществить задуманное. В результате в 1906-1908 гг. состав российского студенчества по национально-конфессиональному признаку претерпел значительные изменения.
С 1905 г. в российских университетах появились и женщины. По поводу национально-конфессионального состава универсанток Совет министров в Особом журнале от 4 сентября 1908 г. вынужден был констатировать следующее: «…состав слушательниц оказался крайне пестрым, причем значительная часть их принадлежит к лицам еврейского происхождения». Действительно, около половины вольнослушательниц оказались «лицами иудейского вероисповедания». Для российской государственной и частной высшей школы этот показатель являлся беспрецедентным, так как трехпроцентная норма приема евреев распространялась и на такие крупнейшие высшие женские учебные заведения, как Санкт-Петербургский женский медицинский институт, Санкт-Петербургские высшие женские курсы (Бестужевские), Московские высшие женские курсы (бывшие Герье).
Чем привлекал еврейскую женщину университет? Во-первых, с 1879 г. евреи, окончившие курс в российских высших учебных заведениях, получили постоянное право «повсеместного жительства», неограниченного «чертой оседлости». Во-вторых, «учительствовать» лицам иудейского вероисповедания по закону было запрещено, а вот евреи-врачи могли «поступать в медицинскую службу по ведомству Министерства народного просвещения и внутренних дел, без ограничения места пребывания их чертою, для постоянной оседлости евреев определенною…». Поэтому приоритетным в выборе профессиональной деятельности для евреек был медицинский факультет. В то время как в Санкт-Петербургском женском медицинском институте действовала трехпроцентная норма приема, в российских университетах, по данным Министерства народного просвещения, на медицинском факультете обучались 46,4 % евреек от общего количества вольнослушательниц. Наконец, в 1905-1906 гг. на волне общественно-политического подъема началась подготовка нового университетского устава, и российские женщины были уверены в том, что обучение в университете гарантирует им гражданские права наравне с мужчинами.
Гражданская дискриминация не только по половому, но и по конфессиональному признаку вынуждала еврейскую женщину проявлять более высокий уровень социальной активности. Еврейки, стремившиеся в российские университеты, были в среднем на два года моложе представительниц других национально-конфессиональных групп, более мотивированно выбирали профиль обучения и для достижения поставленной цели чаще использовали стратегию «выживания любой ценой». Защитный механизм включал не только демонстрацию ожидаемого, «правильного» поведения с точки зрения социально одобряемых стандартов, но и репрезентацию собственной исключительности. Неслучайно, в прошениях о зачислении в университет еврейские девушки акцентировали внимание на «безграничной любви к отечеству своему России», желании «неустанно работать на пользу страждущему человечеству» и серьезности намерений в отношении «избранного учебного пути». Но чаще использовалось автобиографичное и эмоциональное описание превратностей «немилосердной судьбы» и личных, как правило, «исключительных» обстоятельств, препятствующих «чистому и честному желанию получить высшее образование в университете». В качестве одного из главнейших препятствий на избранном пути указывалась национальная принадлежность, которая мешала еврейским девушкам служить Родине «по призванию».
Мотив служения отечеству «по призванию» — социально одобряемый стандарт рассматриваемого периода. В конце XIX — начале XX вв. в России профессия рассматривалась как «призвание», как «образ жизни», предполагавший бескорыстное служение обществу. Неслучайно, по результатам еврейских студенческих самопереписей в Киеве в 1909 г. (518 участниц) и Москве в 1913 г. (231 участница), имевших неофициальный характер и осуществлявшихся самими студентами, более половины респонденток указали в качестве основного мотива поступления в высшее учебное заведение — «призвание». Характерно, что организаторы самопереписей зафиксировали у большинства курсисток слабо выраженное национальное самосознание вследствие полного отсутствия систематического начального и среднего еврейского образования, а также «связи с еврейским языком».
Осенью 1906 г. «лица женского пола» иудейского вероисповедания впервые приступили к слушанию лекций в Казанском императорском университете. Только треть из них оказались уроженками Казани и Казанской губернии. Как и большинство современниц, они мечтали о «медицинском поприще». Но на первый курс медицинского факультета было зачислено всего двенадцать вольнослушательниц, из них две еврейки: медалистка, выпускница Екатеринбургской гимназии Кливанская Евгения и «аптекарская помощница», выпускница Симбирской гимназии Масин-Зон Рахиль.
Девушкам, не прошедшим по конкурсу, ректор посоветовал начать обучение на естественном отделении физико-математического факультета. В соответствии «с постановлением Совета профессоров медицинского факультета» в следующем учебном году им гарантировалось зачисление на первый курс вне конкурса «сверхкомплекта» при выполнении ряда условий: сдаче всех обязательных работ наравне со студентами I и II семестра физико-математического факультета и дополнительных экзаменов по латинскому языку и физике. Среди девушек, добивавшихся перевода на медицинский факультет, оказались Авербах Сора-Поза, Розенблюм Рахиль, Городецкая Рахиль, Миркина Ревекка, Каменецкая Шейна-Ента.
В 1907 г. ситуация оказалась еще сложнее: на медицинский факультет прием для женщин был закрыт, а естественное отделение физико-математического факультета переполненоVIII. С условием последующего перевода на «заветный» медицинский девушки поступали даже на «бесперспективный» историко-филологический факультет. Так, «купеческая дочь» Литвин Ханна писала: «Не надеясь поступить на медицинский факультет, но, желая продолжить образование, прошу зачислить меня вольнослушательницей на историко-филологический факультет».
